Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл

мой испытанный временем ноутбук, какие-то шмотки, свежевыкованная кочерга и три медовухи с прошлого раза – все необходимое для опасной попойки и встречи с роботами-убийцами.

По моему опыту, только расторопша срабатывает загодя, так что мы глотаем по паре таблеток, запиваем пивом и снова чокаемся.

– Айда болтать с барменом, – говорю я.

– Ладно. Но ты бы спрятал сначала кочергу.

Бармена зовут Мартин. Уже семь лет он разливает здесь эль, и ему нужна минута-другая на разогрев. Сначала он щетинится, потом смотрит исподлобья и, наконец, проводит нам полную острот экскурсию. Эту трансформацию мы будем наблюдать из раза в раз на протяжении многих последующих пинт, часть из которых нам проставят за счет заведения. В итоге Том примет решение до конца жизни во всех барах Англии притворяться канадским журналистом.

В фильме персонаж Саймона Пегга Гэри Кинг тешит себя иллюзией, что самонареченное школьное прозвище Король[91] осталось за ним и во взрослой жизни и что по возвращении ему окажут прием, соответствующий титулу. Но на «Первом посту» его не помнит никто, даже бармен. И шутка в том, что интерьер на втором посте – «Старый знакомый» – один в один повторяет первый.

«Вышли они через передние двери, а вошли потом – через задние, – говорит Мартин, указывая на оба входа. – Такая вот магия кино».

У меня есть краткий список весьма занудных вопросов, которые я решил задавать по ходу преодоления «Золотой мили», и Мартин, пожав плечами, соглашается на них ответить, обозначив таким образом ряд тем, на которые бармены будут высказываться на протяжении всей ночи.

В: Другие пробовали сделать то же, что мы сейчас?

О: О да. И не раз.

В: Правда?

О: Конечно. Хотя сейчас уже не припомнить, кто именно. Студенты, бывает, пробуют. Кажется, было еще двое парней из Австралии. Не знаю, далеко ли они дошли. Но ведь это и невозможно, так ведь?

В: Это мы еще посмотрим. А как тебе фильм?

О: Да хренотень. Ну то есть начинается все бодро – бары там, туда-сюда, но потом полное безумие и отвал башки.

В: А что посоветуешь против похмелья, кроме «не пить» или «не переставать пить»?

О: Я бы сказал, много воды и английский завтрак.

В: Последний вопрос: а каким тебе видится будущее британских пабов?

О: Ну, не знаю, что там с роботами и прочим, но забегайте через пару месяцев – и найдете здесь индийский ресторан.

В: Правда?

О: Ну да. Паб этот старше города, стоит здесь уже сотни лет, а они возьми да и продай его на прошлой неделе.

Закрытие и открытие современного английского паба

Промышленная революция изменила все, включая пабы. Фабричное производство лишило заработка ткачей, дубильщиков, мельников, мясников, пекарей и свечников. Им пришлось встать за конвейер, и теперь к концу рабочего дня, порабощенные и измученные, они толпами стягивались к барным стойкам.

Если раньше они напивались постепенно, выпуская алкоголь вместе с потом на полях и в кузнях, то теперь, придя в один из бесчисленных трактиров, хлопали одну за другой и напивались быстро и вдрабадан. Так на повестке индустриализации стали возникать все более плачевные свидетельства запойного пьянства и похмелья, особенно среди рабочего класса.

По наблюдениям Клемента Фрейда: «Жертве из рабочего класса, которая добирается автобусом № 13 до фабричных ворот, мало кто посочувствует; зато банкира все поймут и даже позавидуют ему, что довольно странно, ведь результаты физического труда рабочего не так уж и пострадают от похмелья, а вот производительность банкира, вероятно, сойдет на нет».

С наступлением Первой мировой войны внимание к производительности труда возросло: теперь суровый надзор осуществляли не предприниматели, а целая империя. В попытке обуздать такие беспутства, как возлияния перед утренней сменой на военном заводе, уход с рабочего места ради пинты или целая вереница пинт после смены и последующее похмелье на работе, пабы было велено открывать с полудня до половины четвертого дня и затем с шести тридцати до одиннадцати часов вечера. Так оно и продолжалось почти целый век.

«Правительства, одно за другим, запрещали поколениям британцев выпивать после одиннадцати часов вечера, – пишет Эндрю Энтони в „Гардиан“. – В результате молодежь, не говоря уже о более зрелых представителях нации, выросла под гнетом комендантских часов и полусухого закона. Эти поспешные драконовские меры доходчиво объясняют, как у нас развилось нездоровое отношение к выпивке».

Если верить расхожему мнению, расцвет современного запойного пьянства (и неопьяных дебошей) – это очередная капля для утопающей Британской империи. И винят в нем две варварские силы: патернализм в часах работы пабов и незрелые, а подчас и жестокие нравы выпивающих. В результате, как выразился бывший министр внутренних дел Джек Стро, люди стали «околачиваться по улицам и поколачивать друг друга».

К концу тысячелетия отыскать британца, у которого не нашлось бы смешной и грустной истории про пьяные и бестолковые приключения, было невозможно ни в государственном учреждении, ни в СМИ, ни даже в пабе. «В других странах пьянства стыдятся и страшатся, – размышляет эпидемиолог Энни Бриттон в своем труде о пьянстве среди британских госслужащих. – В Соединенном Королевстве ситуация уникальная: здесь пьянство прославляют в таких жутких передачах, как „Пьющая Британия“. И наше пристрастие к алкоголю становится только хуже».

Провозгласив в 2003 году долгожданную отмену жесткого закона о пабах, британский парламент надеялся благотворно повлиять на британцев и их отношение к выпивке; однако некоторые предвещали алкогольный апокалипсис. А самые прозорливые английские писаки пустились по этому поводу – с ликованием, но и раскаянием – в красноречивые рассуждения.

«Мы пьем. Писаем. Пьем. Танцуем. Пьем. Едим. Блюем. Никто больше не делает этого ради веселья», – писал Джайлз Уиттелл в Times всего за пару месяцев до появления в Британии 24-часовой лицензии для баров.

В те же последние месяцы до момента, когда английский паб больше никогда не закроет двери, Эндрю Энтони изучил нюансы британского пьянства:

Иногда, особенно по пятницам и субботам, можно подумать, что трезвость – враг нашей родины. Сражаться с безжалостным недругом следует по всем фронтам и при любых обстоятельствах или хотя бы пока не закроются пабы… Кого бы вам ни хотелось обвинить, включая истеричные СМИ, которые то чествуют, то демонизируют пьянство, неизбежным остается тот факт, что британцы в общем и целом куда больше любят напиваться, чем пить. Можно сказать, что к алкоголю мы подходим утилитарно: какой толк пить, если не упьешься в лоскуты?

А вот цитата из беседы Гэри Кинга и ступивших на путь «Золотой мили» парней:

– Что происходит? Почему мы вообще здесь?