Опасная любовь - Ева Шембекова

разных. Он пробыл в этом месте несколько часов! Лежал, глядя на… ту самую поляну! Он мог это сделать? Да, мог. Ярость, холодная, сдержанная. Убийца должен быть наказан! Как? Пусть решит Совет! Игорь мчится сквозь кусты, уже четко зная, где его жертва. Роман пытается уйти через сумрак, но гончий настигает его, сминает нити тропы, отрезая путь к бегству. Он рычит, угрожающе скалится, имитируя нападение. И добился того, что Роман побежал в обратную сторону. К Стражам. Но там его ждет все тот же Игорь. Теперь он с двух сторон. Он чувствует страх жертвы, ее метания. Он бы прикончил гаденыша с удовольствием, но полной уверенности нет, а значит, он не вправе выносить приговор. И он сдерживается, дав возможность уйти.

— Достаточно! — останавливает Гера, и Чтец послушно развеивает иллюзию, отпуская лоб Игоря.

Я только теперь замечаю, насколько он бледный, мой бедный котик! Заполошно вспоминаю, все, что он говорил, подскакиваю к нему, подставляя плечо. Его руки тут же сжимают, на плечи наваливается тяжесть. Его буквально не держат ноги, но он все же как-то поднимается. С другой стороны берется Мурат.

— Туда, к стене! — командует он.

Мы оттаскиваем почти невменяемого Игоря подальше, усаживаем прямо на пол.

— Воды! — шепчет Мурат.

— Знаю! — кивнула я, доставая из рюкзачка салфетки, стаканчик и бутылку воды.

Убедившись, что я действительно знаю, что делать, Мурат возвращается обратно. Бессонова к нему подтаскивают Стражи. Он мычит, сопротивляется, но ладонь Чтеца буквально впечатывается в его лоб. На иллюзию я уже не смотрю. Некогда. Я осторожно, глоток за глотком даю Игорю воду, предварительно добавив туда каплю крови. Печать свою я уже ему отдала, так что больше мне это действо ничем не грозит. А, вот, ему заметно придает сил, возвращая, по крайней мере, ясное сознание. Его взгляд становится осмысленным. Он чуть заметно кривится.

— Зря сопротивляется… так… больнее…

— Давай, глотни еще, — я протягиваю ему бутылочку, подношу прямо к губам. Он еще говорит-то с трудом, какое там, пить самому! Он и не пытается, покорно глотает то, что попало в рот. Удивленно смотрит на меня.

— Кто подсказал? Мурат?

— Не, я сама, — шепчу я. — Видела как-то, как одного гончего кровью отпаивали… — и внезапно понимаю, это его я тогда видела! Он все мгновенно понял, поморщился.

— Это когда меня истринский ренегат порвал, — шепчет он. — Дед меня тогда мало что не по кускам собирал.

— Еще будешь? — спрашиваю я.

— Да!

И я снова подношу воду к его губам. Игорь жадно присасывается, опустошая бутылку до дна. Откидывается на спину. И неожиданно сильно рванулся вперед, буквально бросив меня на пол. И сам рухнул сверху, глухо взрыкнув. Все стражи почему-то рванулись прочь из храма. Старейшины что-то горячо обсуждали. До меня не было никому никакого дела. А я сильно испугалась, потому что сверху на меня капала кровь. Игоря! Я ее, родную, теперь отличу от любой другой! Рванувшись, я кое-как смогла приподняться и привалить к стене почти бездыханное тело. Стало страшно и больно, так, что реветь захотелось. Потому что грудь его была буквально изрешечена глубокими, колотыми ранами! Словно его на решетку с гвоздями опрокинули! В том числе была пробита сонная артерия, с которой и капала кровь. Капала! Странно, что не лила фонтаном!

Кис, не пугайся, я пока живой, — услышала я внутри себя его голос. — Так, посмотри на меня. Пластырь есть? У тебя в рюкзаке должен быть. Доставай и заклеивай все, что сможешь. В первую очередь шею.

Я неожиданно поверила этому внутреннему голосу и полезла за пластырем. Заклеила старательно шею, потом все самые глубокие ранки. А вдруг инфекция?

Кис, не переживай, меня ни одна зараза не возьмет! Будет чернеть, не обращай внимания. Этот яд мне знаком. Сейчас я засну. Когда буду просыпаться, постарайся быть рядом и… мне будет нужна кровь. Неважно чья. Но лучше свежая…

И он замер мертвой тушкой у меня на руках. А я сидела и не знала, что теперь делать. Хотелось плакать. Позвать кого-нибудь. Но оказалось, что храм уже все покинули. А я не могу двинуться. И неожиданно пол подо мной начал проваливаться. Я взвизгнула и рухнула… на кровать. Точнее, на кровать рухнул Игорь, а я сверху на него. Причем, кровать была, не абы какая, а та самая, в которой я проснулась сегодня утром. С ртутно-серебряными простынями. Я дома!

* * *

Солнечный луч скользнул по лицу, выдернув из сна. С трудом разлепив глаза, я с ужасом обнаружила, что Игоря рядом нет. Вчера, весь оставшийся вечер и половину ночи я просидела рядом с ним, согревая своим теплом, оттирая испарину, смывая какую-то липкую гадость, выходившую вместе с потом, вливая по глоточку воду с кровью. А в последние разы и просто кровь. У меня она очень быстро восстанавливается. Это особенность скокса, которую он передал и мне. Заснула сама того не заметив, уже под утро, свернувшись калачиком у него под боком. А теперь его нет…

— Уже не спишь? — раздался от входа знакомый и родной голос мужа и сам он, целый и невредимый, шагнул ко мне. — Ты чего, не спала всю ночь? С ума сошла? На будущее, малыш, просто запомни, мне не нужна никакая особая медпомощь. Главное, чтобы не лилась кровь. Все остальное само затянется. Я еще и не в таком виде приползал.

— Угу, теперь буду знать! — буркнула я немного обиженно. Я тут, понимаешь,… но он тут же обнял, вручив миску с жареной картошкой и салатом. — Ой!

— Спасибо! — шепнул он в ухо.

— Игорь, а что там произошло? — спросила я, набрасываясь на картошку. — Я же ничего не видела.

— Бес попытался сбежать, — коротко отозвался Игорь, и в его голосе зазвенела, зашелестела сила, бритвенно острая и опасная. — Вернее, он и сбежал. Кис, я должен его найти.

— Должен? — я пытливо посмотрела на него. После того, как я увидела мир и себя его глазами, я начала на него смотреть иначе. Кажется, я его понимала. — Это потому, что ты взял его след? Это… как незаконченное дело?

— Да, — кивнул он. — Поэтому. Мы с ним связаны теперь жизнью и смертью. Одной на двоих. И пока он не сдохнет, я тоже жить не смогу. Либо он, либо я. Мне уже не нужно даже одобрение Совета. Они еще месяц спорить будут, что было, чего не было. Пока я не был уверен, я мог его отпустить. Теперь нет. Потому что он виновен. И я либо буду его преследовать, либо медленно и мучительно