Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения - Томас Коэн

может его исполнить. Ведь он недоволен всеми. Он посылал за мной, но я не хочу идти к нему, ибо уже стали говорить, будто я настраиваю его на все это. Космо и Пьетро-Паоло смотрят на меня мрачно, но, Бог свидетель, я никогда ничего ни сама не говорила ему, ни другим не поручала.

Теперь, когда к нему приходит маэстро Франческо [тот самый сердитый доктор], Асканио чувствует себя немного лучше. Но это такая болезнь, которая тянется долго и никогда не проходит. Здесь говорят, что этот человек [то есть Франческо] не может его укрепить и он может в любой момент умереть387.

Асканио тверд в своей вздорности. Не проходит и двух недель, как его нотариус, Курцио Саккоччо, набрасывает коротенький протокол в том духе, что Асканио составил завещание, скрепленное его собственной рукой, которое должно быть распечатано после его смерти; он добавляет, что он тем самым аннулировал свою прежнюю духовную388. Поскольку Саккоччо не участвовал в составлении этого завещания, он не приводит его содержания. Можно только догадываться, сколь разрушительные последствия оно могло вызвать. Известие о его составлении долго не просачивались наружу. Сильвия пишет о нем мужу лишь три месяца спустя389.

Еще через несколько дней случается смерть Фабрицио в изгнании, а вскоре после того – Помпео передает четверть наследия покойного старшему из братьев, Асканио. В соответствующем акте говорится о «братской любви, которую Помпео всегда чувствовал к Асканио», и о «его болезни и вытекающей из этого нужде». Тем не менее Помпео так и не смог заставить себя встретиться со своим одержимым хворью, отверженным старшим братом. Вместо этого он посылает людей передать тому новости и документы. Позднее в тот же день Бернардино дель Конте, составитель столь многих протоколов семьи Джустини, фиксирует одинокое выражение благодарности со стороны Асканио390.

Асканио проживет еще год, с Лаодомией, в их доме на другом конце города, в округе (рионе) Монти. Он прикладывает свою руку к ее актам, когда она покупает карету и лошадей и заготавливает сено и зерно им для корма391. Потом, с приближением конца года, он снова призывает своего нотариуса Саккоччо и составляет еще одно завещание, на сей раз действительно последнее. Оно также заслуживает рассмотрения, ибо в каждой детали есть намек на напряженность в семье. Центральный вопрос, как и раньше, – положение Лаодомии на небосводе семьи Джустини. Завещание вновь начинается с захоронения в церкви Паче; далее перечислены пять благочестивых братств, в том числе братство Святейшего Креста, чтобы их члены шли за гробом. Затем назначаются ежегодные поминальные мессы в церкви иеронимитов и, что важнее и за бóльшую сумму денег, еженедельные монастырские мессы в Паче. Затем он дает монахиням Кастеллане 50 скудо на помин своей души и еще 50 при условии, что после его смерти они безденежно примут его вдову к себе на жительство. Более того, согласно завещанию, все ее шелка останутся монахиням и терциаркам. Таким образом, Асканио помещает Лаодомию в монастырь, пользующийся покровительством Джустини. Далее завещание велит Лаодомии и братству Креста совместно выбрать четырех девочек и дать каждой по 25 скудо на приданое. Дальше идет нечто удивительное: 800 скудо долга, числящегося за Пьетро-Паоло, переходят младшему сыну Помпео – Гульельмо, и ему же – вся тысяча от Виттории. (К этому моменту благодаря дарениям двух братьев и смерти Фабрицио, три четверти от доли Асканио в ее наследстве, по-прежнему учитывающейся им отдельно от других оставшихся от нее активов, должны были попасть к нему в руки. Быть может, что-то смягчило Асканио в этом вопросе?) Сильвия также не забыта в документе, но на сей раз ей назначено всего 100 скудо, а не 500, как раньше. Пьетро-Паоло, Космо и Чечилия не получают вообще ничего. А вот Лаодомии достается все, абсолютно все. Но есть одно условие, столь близкое сердцу ее мужа.

В отношении всего своего имущества, движимого и недвижимого, он делает и назначает универсальной наследницей мадонну Лаодомию, свою жену… на том условии, однако, чтобы она ни в коем случае не заключала никаких соглашений относительно его наследия ни с его братьями, ни с его родичами, ни с кем бы то ни было392.

Ясно, что он продолжает бояться вмешательства братьев и даже из могилы стремится защитить от них жену, избавив ее от любого искушения заключать с ними какие бы то ни было компромиссы. Лаодомии следует жить в чистоте, говорится далее в завещании, или же она потеряет все в пользу братства Святейшего Креста Господня, а если оно откажется от этого наследства, то в пользу больницы «Неизлечимых» (degli Incurabili) для сифилитиков. И все же на этот раз Асканио гораздо щедрее к жене: если она решит снова выйти замуж, то помимо того, что ей должны, и всего, что прямо принадлежит ей, – «как то: карета, лошади, суммы, потраченные на сено, мулы, дом в Тиволи, ее деньги в банках» и другие суммы, о которых она знает, – она может получить еще 1000 скудо, если ее мужем станет достойный человек, согласно оценке душеприказчиков и трех духовных организаций, отмеченных пожертвованиями в завещании. Однако если, по их мнению, этот человек окажется не ровней Асканио, сумма уменьшается до 50 скудо, да и то лишь в случае, если он «благородный» (honorato)393.

Прекрасный ход! Но сработает ли он? Как говорят дети, «щас прям!». На кону реальный и символический капитал слишком большого размера, а силы вдовы Лаодомии слишком слабы, чтобы отогнать Джустини и их друзей. Она честно пыталась. После смерти Асканио, в конце сентября, она предпринимает юридические шаги, возможно, при поддержке кардинала Криспи, чтобы составить опись имущества покойного394. Но Джустини вскоре делают ход, блокирующий ее усилия. Помпео, со своей обычной грубой непосредственностью, дополняет требования закона кулаками и клинками. На Рождество один дипломат написал герцогу мантуанскому:

Дней двадцать или около того назад случилось странное происшествие, хотя о нем и не говорили при дворе. Кажется, что некоторое время назад некто Асканио да Кастелло, римский дворянин, женатый на женщине дурной славы, умер, оставив после себя Помпео да Кастелло, своего брата, и эту женщину. Между сими последними началась законная тяжба, в которой, как кажется, эта женщина пользовалась благосклонностью кардинала Криспи. Помпео же пришел к ней в дом и под предлогом того, что желает с ней поговорить, видимо, схватил ее за талию и осыпал бездной проклятий и угроз. Помимо поднятого этим Помпео шума,