Любовь и смерть в Италии эпохи Возрождения - Томас Коэн

собственности у той или иной семейной линии, ограничения, накладываемые семьей на отбившихся от рук родичей, контролирование деструктивного поведения и поддержание власти мужчин перед лицом сопротивления женщин.

Какие механизмы приводили к таким результатам? Как всегда, одной стороной социального контроля было действие сил, дисциплинирующих общество, но внешних по отношению к нему: государств, церквей и систем идей. Впрочем, в истории с завещанием Виттории их вмешательство было незначительным. Государство в лице губернаторского уголовного трибунала, статутов города Рима и гражданского наследственного права в известной степени задавало внешнюю форму событий, но его сила была по преимуществу пассивного свойства: она лишь определяла рамки возможного и, вероятно, предотвращала насилие со стороны братьев или беспардонный захват ими наследства Виттории. Тем не менее, как это часто бывало в Риме эпохи, предшествовавшей Новому времени, государство в основном блистало своим отсутствием. Это был мир самопомощи, где контроль был более общественным, нежели институциональным. Самые сильные воздействия, которые испытывали Виттория, Помпео, Асканио и остальные, исходили не из дворцов и судебных зданий, их источники лежали гораздо ближе. У социального контроля и корни были социальными.

Так и семейный конфликт, разгоревшийся вокруг постели и наследства Виттории, был пронизан принципом самопомощи. К примеру, Помпео прибег не к юридическому разбирательству, а к силе своей воли и собственных рук, чтобы направить дело к нужному исходу: он нависал над умирающей сестрой, произносил речи, таскал и бил по щеке Сильвию, увещевал Чечилию и сходился в поединке с Асканио. Источники его влияния в основном лежали в области личного и семейного: будучи «первым из всех них», он мог координировать действия братьев против Асканио и сестер, а в качестве главы семьи мог надавить на Клеменцию и слуг-мужчин, чтобы они поддержали его. Наименьшим успехом Помпео пользовался у следующего по старшинству брата – Пьетро-Паоло, который сам был женатым человеком, главой собственного домохозяйства и юристом с докторской степенью, а потому легче мог нарушить единство семейных рядов и, вероятно, предложить Асканио компромисс. Точно так же и последний предпочитал самопомощь. К государству он прибег (обратился в суд) лишь тогда, когда ни его оружие, ни красноречие не оправдали себя. Тогда как нам прокомментировать, в свете сказанного, переход Асканио от слов сперва к горячей насмешке, а затем к холодной стали? Что это – потеря самообладания или же тонкий контроль над другими при помощи средств насилия? Может быть, оскорбления, которыми он бросался, должны были прочертить линию, за которую его братьям не следовало заходить? Может быть, продолжение истории, последовавшее через два года, когда Помпео добровольно передал ему долю наследства Фабрицио, в какой-то мере было плодом воинственности Асканио? Когда он все-таки обратился к государству со своим доносом, он сделал это для того, чтобы использовать его как союзника в борьбе за месть и добычу. Как часто бывает в Риме, государственное правосудие служило инструментом частных интересов.

Женщины в этой истории, на первый взгляд, могут показаться образцами слабости. Виттория, замордованная братьями, на пороге смерти дрогнула и уступила все. Чечилия размякла сама, пыталась посредничать и смягчать других. Закрывшись в задней комнате, Сильвия в бессилии дрожала и молчала. Такая картина отвечает пессимистическому взгляду некоторых историков гендерных отношений413. И тем не менее в этой истории повсеместно ощущается активная роль женщин. Даже в когтях смерти Виттория еще могла опрокинуть расчеты братьев, как она уже делала, будучи здоровой. Чечилия и даже служанка Клеменция обладали качествами посредников, полезными для Помпео. Они не применяли этих умений в ходе торга, но Чечилия хотя бы какое-то время не выдавала их наличия. Хотя у Сильвии так и не получилось остановить Помпео, она смогла на некоторое время привести его в замешательство своим противодействием. Своя сила есть в гневе, но еще бóльшая, особенно у слабых, – в мученичестве. На ночной улице, без шали, или страдая от удара Помпео, или сидя в задней комнате, Сильвия все равно была центром противостояния Помпео. Когда Помпео ударил ее, все вокруг бросились сдерживать его ярость. Как и у мужчин, свой боевой порядок был и у женщин. Сильвия, Чечилия, их служанки – все они сомкнули ряды, чтобы защитить Витторию, а затем, уже выступая свидетелями, столь же единодушно обличали Помпео, тогда как братья, слуги, знакомые и друзья-мужчины выступали в его защиту. Такая солидарность в женской среде, без сомнения, отражает существовавшие связи между патроном и клиентом, вырабатывавшие чувства взаимной преданности среди женщин; точно то же происходило и по другую сторону разлома, разделявшего мужскую и женскую части большой семьи414.

В нашей истории, как часто случается, мужская и женская стороны различались и тактикой, и стратегией. Политика мужчин, как мы видели, была направлена на защиту имущества и чести семьи. Асканио, лишившегося уважения из‐за своего шулерства и позорного брака, лучше было держать на почтительном расстоянии от семьи. В соответствии с этикой чести его проступки требовали наказания – потери наследства, а когда он в насмешку укусил свой палец (тогда и теперь этот жест исключительно оскорбителен для итальянца) – каскада унизительных оскорблений. Это было ударом, и ударом, конечно, заслуженным. В семейной политике мужчины могли прибегать и к грубой силе, и к государственным институтам. Средства и цели же женской политики были более домашними и гораздо менее завязанными на чести. Как мы видели, цели сестер были двойственны. Временами казалось, что они стремятся не допустить написания Витторией завещания, оберегая свою долю наследства. Но все же чаще видно, что больше, чем о грудах скудо, они беспокоились о том, чтобы смягчить боль и не дать разыграться гневу. Так и получалось раз за разом, что Сильвии и Чечилии приходилось становиться на пути нападок, требуемых или допускаемых всепроникающей этикой чести с ее зацикленностью на мести. Сострадание и спокойствие они предпочитали гордости, праведному возмездию и доброй славе и богатству своей семьи. Они защищали слабейшую сторону: Витторию и даже Асканио. Чечилия заслоняла собой Сильвию. На переговорах они выражали готовность идти на жертвы и отказаться от своей доли, лишь бы в семье был мир, а несчастную Витторию хоть ненадолго оставили в покое. Таким образом, драма, окружавшая смерть Виттории, иллюстрирует державшуюся в обществе гегемонию мужчин, к которой женщины должны были приспосабливаться, в рамках которой они могли выполнять функцию посредников и которую они могли исподволь подрывать своими действиями. Как и в других семьях ренессансной Италии, сопротивление женщин требованиям чести укрощало порывы мужчин и таким образом неявно способствовало выживанию социальной единицы, которую так легко могли разметать на части императивы чести.

Хотя исторический