В Москву! - Маргарита Симоньян

Вообще было бы у нас больше счастья, если бы мы развивались на юг, а не на север?

Никогда мы этого не узнаем. Судьба жестока: наша столица — Москва. Город, замученный грязью своих февралей. А в Сухуми мы будем просто иногда ездить искупаться и пожрать. И понять, что мы из-за Петра потеряли.

Так думал молодой повеса, сидя в своем кабинете с видом на Красную площадь в ожидании бизнес-партнера. В окно он с унынием наблюдал, как на площадь наваливалась зима. Вчера еще шелестело последними клумбами лето, а сегодня с утра брусчатка на площади, дождь и деревья превратились в холодную темную сталь. Небо залило цветом мокрый асфальт, и Борис знал, что теперь до апреля не стоило ждать от него ничего хорошего.

«Надо подумать о чем-то приятном», — подумал Борис и подумал о Норе.

С тех пор, как они расстались, прошло два или три месяца. Или, может, четыре. Все это время Борис прокручивал Нору в памяти, как плеер любимую песню, — по двадцать раз до конца и снова сначала, и от этого кровь веселее неслась по его артериям.

Каждый раз, вспоминая картинки, от которых расслаблялись и плавились мышцы, вспоминая неровный загар на груди, длинную ногу, перехваченную его рукой у лодыжки, ладонь, зажавшую край одеяла, пугливые ягодицы и две ямки прямо над ними у позвоночника, Борис спохватывался и говорил себе что-то вроде: «Парень, тебе что, пятнадцать лет? Сколько можно вспоминать одну и ту же телку?»

А на следующий день опять, как будто щелкая пультом, вызывал эти кадры из памяти; открывая с утра Коммерсант, ругая директоров своих строек, залезая на вялую Алину, вдруг нажимал в уме на красную кнопку пульта, выключал Коммерсант, Алину, директора, а вместо них на полную громкость врубал порноканал, где во всех эпизодах в главной роли была гладкая на ощупь студентка с длинными волосами, орущая под ним так вдохновенно, как будто ее ктото режет.

Несколько раз за эти два, или три, или четыре месяца Борис вызвонил кого-то из старых подружек, переспал с двумя или тремя без особенного энтузиазма. Не прошло. Переспал с парой новых. Не понравилось.

Тогда он взял телефон и набрал Норин номер.

Пока шли гудки, в груди дважды полыхнуло холодком ментоловой жвачки. От Нориного «але» холодок внутри вдруг резко стукнул по ребрам, потом в диафрагму и прыгнул к лицу, сковав на секунду голосовые связки. «Ничего себе! — подумал Борис. — Давно со мной такого не было. Наверное, это кризис среднего возраста у меня».

— О Господи, я думала, ты никогда не позвонишь, — сказала Нора без здравствуй.

— Я тоже так думал.

— Тогда почему позвонил?

— Хотел еще раз услышать, как ты кричишь, — честно ответил Борис.

— Так приезжай, — сказала Нора. — Покричу.

— А ты что, бегала только что? У тебя голос такой — неустойчивый, — сказал Борис.

— Это от того, что я рада тебя слышать, — честно ответила Нора.

— Отлично. Значит, завтра ты едешь в Москву.

— Я не могу, меня с работы не отпустят.

— Я тебе нашел другую работу.

— Ты мне нашел работу? С какой стати?

— Да вот чего-то подумал, что у меня все есть, а тебя нет. А для полного счастья хочется еще и тебя. И я решил, что вполне могу себе тебя позволить.

— Ты все-таки редкий мерзавец.

— Какой же я мерзавец? Я Санта-Клаус самый настоящий! Сбываю мечты! Ты же хотела в Москву?

— Я хотела, — сказала Нора. — Но я не хотела так.

— Или так, или никак. По-другому в Москве не бывает, — быстро ответил Борис.

— Ладно, ко мне человек подошел уже. Пока, — сказал он и положил трубку.

Нора, не двигаясь, с минуту держала в руке телефон, потом встала со ступенек, на которых сидела, сунула телефон в карман джинсов, потушила сигарету, прикрыла окурок кленовым листом и вернулась в малиновую комнату. Она посмотрела на Марусю так, как будто видела ее первый раз, и сказала:

— Я же тебе говорила, что я уеду в Москву?

— Раз двести, — лениво ответила Маруся.

— Ну вот. Кажется, я уезжаю завтра, — выдохнула Нора с облегчением.

* * *

В грязном зале старого московского аэропорта гудело и галдело. Громче всего кричали таксисты. Из-за них не было слышно объявлений о том, что услугами частных таксистов пользоваться небезопасно.

— Ах ты, сука, ты что же здесь делаешь, мать твою за ногу? — орал плотный таксист с рыхлым красным лицом, обращаясь к другому — кавказцу. — Вам же, сукам, свою неделю дали!

На рынке аэропортовских такси предложение стабильно превышало спрос, и таксисты придумывали разные схемы организации своего труда, чтобы всем доставалось по чуть-чуть. Кавказец это правило нарушил и вышел работать не в свою неделю.

— Черти гребаные, мало вас режут в метро, — кричал краснолицый.

— Ты на себя посмотри, командир мне тут нашелся! В Афгане тебя недобили! — орал кавказец.

Они ругались так громко, что на них одновременно обернулись и встречающие, и прибывающие. В том числе высокая девушка с темными кудрями и мужчина с табличкой «сбываю мечты» в руках.

Эти двое обернулись — и увидели друг друга. И вдруг исчезли таксисты, распахнулись грязные стены, открылось широкое небо, и на нем заездили звезды, и куда-то потек потолок.

Борис в последнюю секунду успел утопить собственный тормоз в собственный пол, и со скрежетом остановил себя в сантиметре от того, чтобы подхватить Нору на руки. Нора притормозила в сантиметре от того, чтобы броситься ему на шею. Оба сглотнули слюну.

— Привет, красавица, — сказал Борис вполне себе будничным голосом, — что так долго не выходила?

— Привет, — ответила Нора, улыбнулась табличке «сбываю мечты» и чмокнула Бориса в щеку. — Нас через паспортный контроль провели, как будто мы из-за границы прилетели. Только не пограничники проверяли, а менты.

— А, ну да, конечно, вы же южный рейс. Это они такие меры безопасности придумали — все рейсы с юга проверять. Они думают, что все, кто живет на юге, — поголовно шахиды. Майдрэс не зря говорил, что Кавказ — не Россия. Они тоже так считают. Идиоты.

— Идиоты — это те, которые в Кремле? — засмеялась Нора. — В прошлый раз ты говорил, что они козлы, а не идиоты.

Краснолицый таксист, увидев Бориса и Нору, отпустил кавказца, схватил Норин чемодан и отчеканил:

— Разрешите обратиться! Такси недорого! Разрешите донести чемодан!

— У нас водитель, — сказал Борис, не глядя на таксиста.

— А-а-а-а, — протянул таксист, расстроившись. — Это хорошо, конечно, когда водитель. Хорошо вам, да. А мы тут постоим еще, — сказал он и сплюнул в синюю жестяную мусорку.

— По-моему, он бывший военный. Мне его даже жалко, — сказала Нора, когда они отошли от таксиста.