Сундучок, в котором что-то стучит - Василий Аксенов

— Чаби, дорогой, твои ребята явились как раз вовремя!Как я рад снова увидеть тебя и милый моему сердцу Оук-Порт! — Гена не могскрыть своих чувств ничем. — Однако, Чаби, знаешь ли ты, что все наши улетелис острова Фео в неизвестном направлении? Я очень волнуюсь…

— Не волнуйся, старина, — сказал ЧабиЧаккерс. — Там все в ажуре. Их подобрал всех до единого корабль науки«Алеша Попович». Сейчас сюда топают. Смотри, тебя здесь ждут.

По мраморной лестнице к морю с распростертыми объятиямибежала живописная толпа эмпирейцев, в которой Гена увидел множество знакомыхлиц — и Рикко Силлу, и Нуфнути Куче, и Токтомурана Джечкина, и Фирцига, иГрадуса, и др., и др.

Грянул оркестр. Мокрый мальчик взлетел в воздух. НуфнутиКуче залез на постамент и, держась могучей рукой за бронзового мальчика,закричал:

— Ура! К нам прибыл наш любимый Джинадо! Праздник,посвященный открытию национального музея, объявляю открытым! По просьбетрудящихся четыре выходных дня этой недели соединяются с тремя выходными днямибудущей недели! Открыть все фонтаны!

Ликующая толпа подхватила и его, увесистого премьера,качать!

Качали долго. Гена и Пафнутти иногда встречались в воздухе иобменивались рукопожатиями. Гена изловчился и как-то раз на высшей точкеподброса обхватил премьера за шею и шепнул ему:

— Дорогой Нуфнути, распорядись прекратить качание нашихтел! Мне необходимо немедленно связаться по телефону с Ленинградом.

Качание было приостановлено, и Гена вместе с премьером,похожим на пушечное ядро, румяным и энергичным, пустились бегом по площадям ипереулкам столицы к телефонной станции.

— Увы, господин премьер министр, — сказала совздохом красавица телефонистка, — я вынуждена вас огорчить. Республикапревысила свой лимит по телефонным разговорам в сто семьдесят семь раз. Долгреспублики по телефону составляет восемьсот тысяч велюров, что в перерасчете надоллары…

— Не надо! Не надо! — замахал руками НуфнутиКуче. — Не надо перерасчетов! Слышать не могу всей этой финансовой мороки!Научились считать, ишь ты! Велюр — самая красивая валюта в мире! Егонельзя ни на что пересчитать!

— Увы, — вздохнула красавица телефонистка. —После праздников телефонная станция конфискует государственный бланк. Увы,господин премьер-министр. Увы! — Она пленительно улыбнуласьГеннадию: — Увы и вам, наш юный кумир Джинадо Стратофудо.

— Мокрые деньги вас устроят? — спросил Геннадий иизвлек из своих джинсов рубль, франк и несколько зурбаганских зуров.

— Подходяще! — повеселела красавица телефонистка ивзялась за соединение с Ленинградом. Дело это было нелегкое — весь мирпересчитывал свои деньги, и поэтому шум по всем каналам стоял страшный.

Геннадий тем временем рассказывал своему высокопоставленномудругу всю историю сундучка, в котором что-то стучит.

— …И вот, ты понимаешь, Нуф, письмо ПитиримаКукк-Ушкина находится сейчас в опасных руках Накамура-Бранчевской. От этойособы можно ждать всего. Я не удивлюсь, если она завтра же окажется вЛенинграде. Что такое дата Грюнвальдской битвы?

— Быть может, это шифр? — предположилпремьер-министр. — Может быть, шифр какого-нибудь сейфа?

— Да-да, вполне возможно… — задумчиво проговорилГена. — Питирим Кукк-Ушкин мог специально для этого дела сконструироватькакой-нибудь особенный сейф.

— Товарищ Стратофудо, поговорите с Ленинградом, —вдруг равнодушным голосом сказала телефонистка-красавица, как будто ей ничегоне стоило пробраться сквозь хаос мировой валютной системы.

Гена бросился, схватил трубку, заорал «алло-алло» и вдругочень близко услышал спокойный мужской голос:

— Кандидат технических наук Рикошетников НиколайНиколаевич слушает вас.

— Николай, вы знаете дату Грюнвальдской битвы? —срывающимся голосом спросил Гена.

— Как всякий культурный человек, — сказал капитанРикошетников. — Знаю. Одна тысяча четыреста десять.

Вечером Геннадий ужинал в кругу своих близких эмпирейскихдрузей в ресторане на крутом бастионе крепости Оук-Порта.

В связи с финансовыми трудностями республики на столе небыло никаких деликатесов, только скромная местная пища: устрицы, лангусты,крабы, белая икра доисторической рыбы целаканта, эскарго, авокадо, грейпфруты,цитронеллы и лайм-тоник.

— Конечно, было бы недурно, если бы в сундучкеоказались кое-какие материальные ценности, — сказал «лучший футболиствселенной» Рикко Силла. — Мы бы построили на них огромнейший футбольныйстадион. Больше, чем «Маракана» в Рио-де-Жанейро. Вся республика поместится иеще пригласим зурбаганцев.

— Да-да, стадион! — поддержал его пылко бывшийпрезидент и вратарь национальной команды, а ныне парикмахер Токтомуран Джечкин. —Только не такой уж большой. Надо оставить средств для огромной, самой большой вмире парикмахерской. Чтобы весь мир ездил к нам стричься!

Гена вдруг заметил, что Рикко Силла помрачнел и посмотрел наДжечкина с несвойственной ему агрессией.

— Стадион стадионом, парикмахерская парикмахерской, апостроить надо огромную телефонную станцию, — веско заметилпремьер-министр.

— Никаких парикмахерских и никаких телефонов! —Рикко Силла брякнул по столу своим самым красивым в мире кулаком.

— Никаких стадионов и никаких телефонов! — выдалсвои истинные намерения Токтомуран Джечкин. — Детский период историикончился! Хватит играть, пора стричься!

— Никаких стадионов и никаких парикмахерских! —Премьер-министр ладонями выбил дробь, не хуже джазового барабанщика. — Намнужна связь! Огромный телефон решит все проблемы!

Все трое мрачно посмотрели друг на друга. Ой, как Гене этоне понравилось! Год назад такая сцена между тремя закадычными друзьями была быпросто немыслима.

— Друзья, не ссорьтесь! — сказал он им, умудрившисьположить две свои руки сразу на три плеча. — Иной раз культурные ценностибывают гораздо важнее материальных.

Все трое посмотрели на Гену, и их взаимная неприязнь тут жерассеялась.