Луна костяной волшебницы - Кэтрин Парди

Даже без соколиного зрения я понимаю, что делает акула – кружит вокруг, медленно приближаясь к нам. Она играет с нами. Знает, что способна убить нас в любой момент.

Я тут же устремляюсь к берегу.

– Давай же, Аилесса. Нужно убираться отсюда. – Я тащу подругу за собой. – В следующий раз мы найдем жертву получше.

Она снова кашляет.

– Но кто может быть лучше акулы?

– Ну, может, медведь? Давай отправимся на север, как в прошлом году, – бормочу я, пытаясь уговорить ее уплыть отсюда.

Но подруга даже не пытается мне помочь, хотя с каждым кругом акула все ближе и ближе подбирается к нам.

– Моя мать убила медведя, – говорит она так, словно Одива убила не редкого альбиноса, а какую-то зверушку, которую можно встретить в Галле на каждом углу.

– Тогда придумаем что-нибудь еще. Но сейчас мне нужна твоя помощь. – С каждым вздохом я устаю все сильнее. – У меня не хватит сил тащить тебя всю дорогу.

Я чувствую, как мышцы Аилессы начинают сжиматься, когда она начинает грести. Но тут ее глаза сужаются, а подбородок напрягается, и она разворачивается в воде.

Нет, нет, нет.

– Я вспомнила, куда вонзилось копье, – воскликнула она. – Подожди!

И снова ныряет под воду.

Меня охватывает ужас. Но все же бросаюсь вслед за Аилессой. Иногда я ненавижу свою подругу.

Глаза вновь жжет от соленой воды, прежде чем мне удается разглядеть, как Аилесса устремляется вперед. Акула перестает кружить и смотрит прямо на нее. Уверена, на лице подруги появилась усмешка, но она не успеет достать копье достаточно быстро. А тигровая акула, как любая хищница, нападет первой. Значит, ее нужно отвлечь.

Стараясь ускориться, я принимаюсь грести быстрее. И моя единственная кость благодати придает мне сил: саламандры плавают в воде гораздо лучше, чем соколы, горные козлы или люди. Вот мое единственное преимущество.

Обгоняя Аилессу, я на мгновение встречаюсь с ней взглядом в надежде, что шестнадцать лет дружбы помогут ей распознать мои намерения.

Она кивает в ответ. И мы расплываемся в разные стороны. Я сворачиваю к коралловому рифу, а она устремляется ко дну.

Акула преследует не меня, а Аилессу. Ведь именно она напала на нее.

Добравшись до кораллов, я начинаю царапать о них ладони. Кожу тут же начинает жечь от соленой воды, а кровь вырывается из ранок, клубясь вокруг, словно дым. Добившись своего, я пытаюсь вытащить кинжал из ножен, но его лезвие все еще не хочет поддаваться. И тут я замечаю среди кораллов большой камень. Он острый и зазубренный, по всей видимости, это обломок, упавший от утеса. Я тут же хватаю его.

За метр до Аилессы акула поворачивается в мою сторону и смотрит на меня сквозь кровавое облако. И на мгновение мой мир сужается до ужасающей хищницы, застывшей в шести метрах от меня. Я едва замечаю, как Аилесса погружается все ниже, чтобы добраться до копья.

Теперь я цель акулы. Ее хвост ударяется об воду, словно молния.

Я готовлюсь нанести удар. Я свирепа. Сильна. Бесстрашна. Как Аилесса.

Мгновение спустя передо мной возникает ужасающая морда акулы, и я тут же ударяю ее по носу, но мне не удается сдержать приглушенного стона. Я совсем не похожа на Аилессу.

Камень едва царапает морду хищницы. Она дергается в сторону и задевает головой мою руку. Камень вылетает из пальцев. Вот только в этот раз акула не уплывает, а делает два круга вокруг меня. Ее тело скользит так близко, что один из плавников задевает мое плечо. И так быстро, что голова и хвост сливаются в единое пятно. Она готовится нанести свой удар. Но я пользуюсь скоростью саламандры и ныряю ей под брюхо в надежде схватить камень. Жаль, что это мне не удается.

Я поднимаю глаза и вздрагиваю. Потому что прямо над головой вижу разинутую пасть акулы с бесчисленным количеством острейших зубов. Я бью ее по носу, но она не отступает. Видимо, не считает меня опасной.

Ее челюсти захлопываются, и мне не удается отскочить в сторону достаточно быстро. Так что в ее зубах застревает кусок моего платья. А затем она принимается пережевывать ткань, притягивая меня ближе. Я брыкаюсь и извиваюсь, смотря, как открывается ее рот. Передо мной оказывается огромный темный туннель ее внутренностей. В легких не остается воздуха, а у меня – выбора, поэтому я в отчаянии хватаюсь за рукоять кинжала. И, наконец, лезвие вырывается на свободу.

Замахнувшись, я вонзаю нож в морду акулы, а после в глаз. Она принимается бешено метаться из стороны в сторону. Мой рукав не выдерживает и рвется, но в ткани остается один из ее острых зубов. Остается лишь молить богов, чтобы этой кости оказалось достаточно Аилессе. Но чтобы передать свою благодать, животное должно умереть.

Пока акула крутится и вертится на одном месте, я выныриваю на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Но, сделав три вдоха, вновь погружаюсь под воду.

Спасти Аилессу, спасти Аилессу, спасти…

Я тут же замираю, когда подо мной расцветает красное марево. Мое горло сжимается. В голове просыпаются пугающие мысли одна хуже другой, но тут сквозь кровь выплывает Аилесса с древком копья в зубах. Я спешу вслед за ней на поверхность. И, откинув с лица мокрые черные кудри, смотрю в глаза подруги.

– Ты ее убила?

Она вытаскивает древко изо рта. На ее руке кровоточит порез, полученный во время схватки.

– Я не смогла вонзить клинок так, чтобы достать ее мозг, поэтому отрезала ей спинной плавник.

К горлу тут же подступает тошнота. А красное марево в воде расползается все шире. Акула, барахтающаяся под нами, ужасно ранена, но все еще жива. А значит, в любой момент может всплыть и прикончить нас.

– Аилесса, хватит. Отдай мне копье.

Подруга колеблется и с тоской смотрит вниз. Уверена, она сейчас упрямо задерет подбородок. Но этого не происходит.

– Она твоя, если хочешь, – наконец выдавливает Аилесса.

Я отшатываюсь в сторону.

– Нет, я не это имела в виду.

– Я сильно ранила ее, Сабина. Акула слаба и почти ослепла. Убей ее.

Я ничего не отвечаю, продолжая смотреть на подругу. И тогда Аилесса подплывает поближе.

– Я отдаю тебе ее… еще одну кость благодати. Уверена, убийство этого монстра не разобьет тебе сердце.

Я представляю уродливую морду акулы. Вспоминаю, как она трепала Аилессу, пытаясь разделаться с ней. В хищнице нет и капли величественности горного козла или великолепия сокола. В ней даже нет и доли очарования огненной саламандры. Так что я вряд ли буду скорбеть, если она умрет.

Но означает ли это, что она заслуживает смерти?

– Я… не могу. – Несмотря на холод, пробирающий тело из-за долгого пребывания в воде, щеки начинают краснеть. – Прости.

Аилесса долго смотрит на меня. И я начинаю злиться на саму себя за то, что отвергла самый щедрый подарок, который она когда-либо предлагала мне.