Тяжёлый дождь - Diamond Ace

Но проходит головная боль, и ты уже открываешь новую тару.

Семья – наркотик, на который нас посадили, чтобы оправдать занятия сексом.

Мы – семьеголики. Поколение людей, стыдящихся своего одиночества.

А я хочу трахать этих Эмили в исповедальнях.

– Эй, очнись, ты уже пальцем свой кофе мешаешь.

Говорю, что задумался. Почему бы нам не приступить?

– Поехали. Но сначала я расскажу о своей сестре. Тебе не придётся корчить из себя родственника. Будешь любовником. Всё не так просто, парень.

3

Впервые с момента нашей встречи у Дэла изменилось выражение лица. Пропал надменный оскал. Безучастность сменилась неприкрытым желанием быть услышанным.

Я спросил у него, есть ли справка, подтверждающая отсутствие венерических заболеваний у его сестры.

В ответ же крепко получил по щеке.

– Ещё хоть один такой вопрос, и твоим любовником стану я, парень. Думай, что говоришь.

Думать, что говорю. А ты, спрашиваю, когда проявляешь явное неуважение ко мне, думаешь, что тебе сказать?

– Кажется, я сообщил, что мне насрать, как тебя зовут. Что у тебя хилое рукопожатие. Да, так здороваются девчонки. У тебя разило изо рта. В тех местах, откуда приходят ребята вроде меня, это называют "правдой", кретин.

И вновь – шах и мат.

Эндшпиль.

Я снова вынужден с ним согласиться. Всё, что воспринимается нами как агрессия или же элементарное неуважение, на поверку оказывается правдой. Той самой информацией, которую мы не хотим слышать.

Я – концентрированное недоверие.

Факты кажутся оскорблениями, ведь ты тщательно скрываешь то, что может тебя изобличить. Правда в силах развеять любой, даже самый крутой образ. Такая мелочь, как констатация зловонного дыхания, например. Мне страшно вспоминать Оскара Де Ла Хойю в чулках. Золотой, блядь, мальчик в коксе и женских шмотках.

Что ты чувствуешь, когда говоришь правду?

И сколько причин, чтобы солгать?

Гитлер утверждал, будто в средние века евреи занимались ритуальными убийствами христианских детей и использовали их кровь для приготовления хлеба, который едят на Пасху.

Греки соорудили огромного деревянного коня, заверив троянцев в том, что это подарок. Чем дело закончилось, мы знаем.

История учит тебя быть осмотрительным.

– Видимо, ты со мной согласен.

Очевидно.

– Ладно, слушай. Мою сестру зовут Каталина. Ей двадцать шесть и она находится на лечении в психиатрической клинике на Лоуэлл-Роуд. Она там лет семь уже прохлаждается.

Я спрашиваю, как Каталина туда попала?

– Пожар. Наши родители сгорели заживо. В рождественскую ночь вспыхнула одна из гирлянд, пока мать с отцом спали. В тот момент мы находились у бабушки. Ну, ты знаешь, родители частенько просят детей, чтобы те провели ночь вне дома. Маме с папой надо поговорить. Потрахаться. Поговорить и потрахаться. Иногда – с друзьями. Это называется свингерство. В пять утра бабушке позвонили копы, сказали, что нам надо срочно явиться домой. Как можно скорее. Зачем? Чтобы мы поглазели на барбекю из собственных родителей? Или подтвердить их смерть? На кой хер тогда нужны доктора?

Мне вспомнилась Мадлен.

Я подумал о Дороти.

– С тех пор Каталина молчит. Мы закончили дело, начатое пожаром. Кремация. Обе урны сейчас стоят в её палате, в пластиковом инкубаторе. Она может сутками просто смотреть на эти урны. Сколько бы врачи ни пытались до неё достучаться – бесполезно. Мне несколько раз предлагали забрать сестру домой и надеяться, что когда-нибудь она заговорит. Семь лет. Ничего не меняется.

И что требуется от меня, спрашиваю.

– Завтра я привезу Каталину домой. Тебе нужно будет проводить с ней каждые выходные. Но ты будешь не просто другом, как я уже говорил, а любовником. Расшевели её. Ты хоть и мягкий тип, но, думаю, член у тебя работает. Покрепче руки.

То есть, спрашиваю, предлагаешь мне сделать то, чего не смогли сделать профессионалы?

– Я предлагаю тебе работу. А в отношении Каталины считай, что ты…не знаю…таблетка. Препарат, который стоит испробовать. Другие медикаменты не помогают. Главное, чтобы у тебя не было серьезных побочных эффектов, приятель.

Как я себе представляю секс с сестрой Дэла? Я и сам не знаю. Возможно, это будет по-другому. Не так, как со шлюхами в исповедальне, где откровением является крепкий оргазм. И плесень на потолке.

Но мне отчаянно хочется взяться за это дело. Разве идеальная женщина – это не та, которая не говорит? Я хочу сказать, все беды – не из-за того ли, что индивид N сказал что-то господину M – скорее всего, правду – а тот обиделся и решил отомстить? Тебя могут порезать, "вооруженно ограбить", обоссать дверь твоего дома. Но слова могут и убить.

Любая правда – ранение в сердце.

И слова ссут не на дверь, и даже не на новые туфли, а прямо в голову.

Ты ведь помнишь каждое оскорбление в свой адрес, ложишься спать и представляешь, как даёшь сдачи обидчику. Вновь и вновь моделируешь ситуацию, где плохие парни будут непременно наказаны за грубость и неуважение.

Секс с Каталиной – это секс с отчаянием, просто очередной кирпичик, который вывалится из стены, как только эфемерные родственные связи перейдут в фазу отягощающей рутины.

Секс с Эмили – секс с безразличием. Она не имеет надо мной власти. Одноразовая знакомая.

Воспоминания – худший из побочных эффектов. От него не избавиться и его нельзя предотвратить. У каждого человека должен быть в кармане рецепт, в котором будет указано "возможно, не забудете никогда". Или "исчезнет из воспоминаний через три недели". Но нет. Ты выбираешь тех, кто сделает тебя несчастным. Больнее клюнет, а значит, навечно останется в памяти.

Я спрашиваю Дэла, во сколько мне прийти?

– В двенадцать. Я вас познакомлю, а сам отправлюсь по делам.

Я сказал, что не опоздаю.

Мы вышли из-за стола, оплатив завтрак. Дэл сказал официантке, что у омлета дерьмовый привкус. Но за красивые глаза и высокую упругую грудь оставил на чай двадцатку.

– Не хотите у меня отсосать?

Девушка лишь смущенно улыбнулась и сказала, что у неё есть парень. Политика заведения: улыбаться, даже ели тебя насилуют.

– И? Это не значит, что ваш рот не принадлежит всему миру.

Затем он бросил официантке визитку и ушёл не попрощавшись. Я попросил показать, что он оставил.

"Дэл Симмонс. Изготовление сувениров. Ручная работа".

4

Иисус предложил нам строить отношения на любви, не прибегая к насилию. Его послушали и распяли, заставили тащить в гору собственный эшафот, предварительно отвесив несметное количество плетей. Закончив свой славный путь на вершине Голгофы, наш "мистер Creatio ex Nihilo", сам того не зная, опроверг всю теорию кармы.