О том, что есть в Греции - Катя Федорова

Ингредиенты:

500 г стручковой фасоли

2 морковки

2 средние картофелины

луковица

пучок петрушки, аниса

кофейная чашечка красного сухого вина

пакет томатной пасты или свежие помидоры, натертые на терке

соль, перец

оливковое масло

• Разогреваем оливковое масло и обжариваем на нем крупно нарезанный лук. Затем кладем так же крупно нарезанную морковку, картофелины, нарезанные на 4 части, продолжаем пассеровать. Закладываем фасоль. Заливаем вином и ждем, пока испарится алкоголь.

• Добавляем томатную пасту, горячую воду – так, чтобы она покрыла фасоль и чуть-чуть еще. Солим, перчим, кладем нарезанную петрушку и тушим до мягкости, потряхивая кастрюлю время от времени. В скороварке у меня готовится примерно 15 минут.

• Соус должен быть густой, не водянистый – лишнюю воду можно убрать на финальной стадии готовки.

Афины – город прекрасный, прегрязный, цветущий, гроша не имущий…

За столиком кафешки две дамы: распухшие пожилые ножки зафиксированы капроновыми гольфами, удобные низкие туфли, прямые юбки со шлицей, короткие густые волосы залиты лаком. Перед ними на столике дымятся кофе и сигареты. Отдыхают от работы бабушками. Обсуждают повестку.

– Ты слышала, что случилось у Эвтерпии?

– Нет. А что такое?

– Ее дочка решила сделать внука вегетарианцем!

– Иисус Христос и Пресвятая Богородица!

Обе дамы испуганно крестятся и под конец прижимают руку к груди, прикрепляя к себе крестное знамение, как если бы это была медаль.

– И что же Эвтерпия делает? Чем кормит внука?

– Как это чем? Мясом! Сделала ему телятину в красном соусе – ну, знаешь, ювеци, с корицей и гвоздикой, томленую. Гарнир – макароны. Ребенок ел и не мог насытиться. А дочке Эвтерпия сказала так: он сам решит, кем ему быть. Да! Именно. Как только вырастет. Когда ему исполнится 25 лет!

Продавец на рынке говорит покупателю лениво-снисходительным тоном учителя младших классов:

– Сотирис, друг. Да разве ты знаешь, что такое настоящая роскошь?

– Как будто ты знаешь, – обижается Сотирис. – Ну, и что это?

– Это майский арбуз!

Прокопий придумал нейролингвистический перформанс.

Вывесил плакат: «Твой лучший друг – кошелек!»

От плаката к рыбе змеится сообщение, призванное доставить приятное удовольствие «лучшему другу»: «Выгодно».

Прилавок с новинками сезона. Абрикосы, алыча, черешня, арбузы, дыни. Старушка в летних белых брюках и панамке медленно перебирает сухими, бестелесными пальцами-щепочками первые в сезоне абрикосы.

Обращается к продавцу по-английски, по-французски и по-испански:

– Я говорю по-английски и по-французски. И по-испански. Спик инглиш! Парле франсе! Абло де испаньол.

Смуглый продавец в замурзанной футболке падает лицом в абрикосы, изображая восторг.

– О май Год! Вы – богиня. А я – только по-английски.

– Прошлым летом я ездила в Испанию, – величаво продолжает рассказ богиня в панамке.

– Куда? – поддерживает диалог замурзанный продавец.

– В Барселону!

Обычно я молчаливый зритель рыночных стендапов, но тут не выдерживаю и спрашиваю у старушки по-английски:

– Простите. Вы говорите по-английски, по-французски и по-испански и не говорите по-гречески? Как это может быть?

Она поворачивается ко мне, изумляясь вопросу:

– Я – гречанка, дитя мое!

– Тогда почему же вы говорите на рынке по-английски?!

– Потому что так веселее! – чеканит старушка и разворачивается к дыням.

Афины – город прекрасный, прегрязный, цветущий, гроша не имущий. И очень веселый.

Анчоус – рыба маленькая, робкая. Больше всего на свете опасается луны. Прячется от нее на дне. Полнолуние было совсем недавно, поэтому анчоус на рынке вялый, тусклый, с зареванными красными щеками. «Сегодня он без плавок», – поясняет Мина. Говорит:

– Вообще-то он хороший. Просто понимаете… он устал бояться!

Предлагает дораду. Объясняет, почему она свежая.

– Не смотрите на то, что у нее хвост колечком. Это не показатель. Их так удобнее в ящик складывать. – Достает коробку со льдом, показывает изогнутые бока дорад. – На жабры тоже не смотрите. Могут обмануть. А вот глаза никогда не врут – взгляд у рыбы должен быть трезвый, прямой, бесстрашный. Но главное – это цвет. У моих чешуя, как радуга, переливается – видите? Не рыба – пожар!

Манолис, продающий критские помидоры, как обычно, расставил рядом с прилавком закуску: варенную с томатом баранину, козлятину, зажаренную на душистых ветках, несколько свиных шашлыков, бутыль ципуро, пару кусков сыра, хлеб. Торгует и одновременно завтракает с друзьями. Не спеша: пока день не начинает течь к закату.

Вангелис, продавец баклажанов, перцев и огурцов, отдает все по евро.

– Мне ведь ничего не нужно, – притворно исповедуется он очереди. – Ни денег. Ничего. Я хочу просто уйти!

– Конеееец! – сотрясает Вангелис рынок голосом, в котором нет ничего одушевленного. Человек так не говорит. Так падает шкаф.

Эраст, зеленщик, с которым у меня возникла буколическая плодовоовощная симпатия, подарил мне съедобный букет из кабачковых цветков. И самих кабачков отсыпал.

– Прошу… Возьмите, пожалуйста, Катерина… Утренние… сладкие, как сливки!

Древнегреческий философ по имени Карнеад всем был хорош. Вот только смерти боялся, что любомудру не к лицу. Однажды он услышал, что его друг и коллега Антипатр умер, приняв яду.

Карнеад страшно разволновался. Заорал диким голосом:

– Несите мне! Несите скорей!

– Чего? Чего нести-то? – растерялись рабы.

– Меду и вина!

В Греции и сейчас так: если и плачешь, то всегда найдешь, чем утешиться.

Купила странные мандарины. Рыхлые. Между кожурой и дольками – упругий воздух. Сожмешь мандарин пальцами, через секунду вмятина распрямляется, как будто в резину ткнул.

Прилавок с перцами каждую неделю украшается заново. Как витрина известной петербуржской парикмахерской на улице Восстания. Продавщица видит, что я прицеливаюсь из мобильника, и просит: «Погоди. Я сейчас уйду из кадра. Сделаешь нормальный снимок. Панорамный».