О том, что есть в Греции - Катя Федорова

Шпинат с рисом – страшный сон греческих детишек, за которыми бегают заботливые бабушки с тарелкой в руках и уговаривают их съесть «еще ложечку». Уж очень много в шпинате содержится железа.

Ингредиенты:

1 кг шпината

пучок укропа

пучок петрушки

2 чайные чашки белого риса вашего любимого сорта

луковица

зеленый лук

соль, перец

сок лимона

оливковое масло

• В спанакоризо можно добавлять также лук-порей и сельдерей, это только улучшит его вкус.

• Тщательно промываем свежий шпинат – это самая трудоемкая часть приготовления спанакоризо.

• Разогреваем оливковое масло в кастрюле, слегка обжариваем нарезанную луковицу и зеленый лук.

• Кладем крупно нарезанный шпинат, помешивая. Ждем, пока не выйдет излишняя влага. Кладем остальную зелень, мелко нарезанную.

• На этом этапе мы можем добавить рюмку белого сухого вина. Впрочем, это необязательно.

• Итак, когда шпинат протушится, льем в кастрюлю 2 чашки горячей воды, соль, перец и забрасываем промытый рис.

• Все время помешивая, чтобы рис не прилип к дну кастрюли, доводим спанакоризо до готовности.

• Рис и зелень должны свариться и выпить всю воду – лишняя жидкость не приветствуется, это не суп.

• В конце вливаем сок лимона, снимаем с огня и оставляем спанакоризо минут на 10, чтобы оно хорошенько пропиталось.

Бог мой, какой сегодня был рынок! Жара, в небе ни слезинки, тени и те – контрастные, длинные, июльские.

Бабушки разгуливали в босоножках, осы дружно налегали на свежую рыбу. Прокопий разжег ладан и кадил, обходя прилавок.

– Заклинаю ос! – вещал, зажмуривая глаза, красиво кланяясь, как жрец. Белую рубашку скинул, нацепил другую, ярко-апельсинового цвета.

Госпожа Электра продает оливки, сельдерей, баклажаны «без косточек» и большие желтые яйца.

– Это куриные яйца?

– Куриные, любовь моя, но если пожелаешь, найду и от петуха!

Виноградные пальчики ровные, сладкие, как конфеты. Разложены аккуратной шахматкой, как пирожные в бакалее.

На белоснежном колком льду пенятся жемчужно-серые морщинистые осьминоги, молочно-розовые кальмары, прозрачные креветки.

– С чего бы такой урожай? – любопытствует покупатель. – Море уже зимнее.

– Да просто Афина, – объясняет, покачнувшись, Прокопий, – Афина залезла на колени к папе и попросила продлить хорошую погоду!

– Александрос Думас, грек, слышала про такого писателя? – спрашивает меня Прокопий. К полудню опьянение вознесло его от человеков к ангелам. Кипарисы, портики, полуразрушенные храмы Аполлона, литература…

– Нет.

– А еще говорила, что филолог. Стыдно! Неужели не читала «Графа Монте-Христоса»?

– Так это же Дюма! Он француз!

– Какой еще француз. Просто притворялся, грекам иногда приходится.

– Ты смеешься? Ну какой он грек?

– Так Александр же.

– Как будто в других странах нет Александров! Даже в России есть.

– Александры есть, а Македонского нет, что от ваших толку!

Две старушки, слабые, нежные, вялые, как устрицы, стоят у прилавка с разноцветными перцами.

– Смотри, какие красивые, Урания, – говорит одна другой, показывая на красную закорючку.

– Красивые?! – удивляется Урания. – Что с тобой, Константина! Почему это они красивые?

– Потому что красиво все, что любишь.

Прилавки завалены клубнями сельдерея, напоминающими необработанные самородки золота. Лука-порея так много, что приходится складывать его в поленницы.

Покупаешь мандарины, продавец интересуется: вам наеду или на сок?

Черт его знает. Мне которые с листиками – они красивее.

– Помидоры откуда? – строго спрашивает дама.

– Из Иерапетра.

Дама поджимает губы и сдает назад.

– Да вы попробуйте! Как будто вы знаете все помидоры из Иерапетра! Мои – хорошие.

Дама уходит без покупки.

Мясистые щеки помидоров багровеют от обиды.

С обеих сторон рынок взяли в кольцо жаровни. Они запускают оглушающую интерференцию густых мясных запахов.

Внук выпрашивает шашлычок-каламаки. Дедушка кормит его с руки прямо посреди улицы. Рядом останавливается пожилой мужчина с тележкой. Долго любуется сценой.

– Все дедушки одинаковы! – изрекает наконец нежно. – Вот и я такой же. Что бы ни попросил внук – сразу ему покупаю.

Давно хотела попробовать рыбу-меч.

Сегодня повезло – была свежая на рынке.

– Дайте, – говорю, – пожалуйста, четыре стейка.

– Берите больше! Уступлю по 15. С утра 20 стоила.

– А почему такая большая скидка? – спрашиваю.

– Потому что это маленькая рыба. Практически ребенок, понимаете?

– И? – уточняю, доставая кошелек.

– Так из уважения к возрасту!

Напротив торговец кричит зернистым, перекатывающимся со слога на слог голосом:

– Де-ти! Плачь-те! Плачь-те громче! Плачьте, чтобы родители купили вам клубнику. – И воздевает руки к высокому, емкому, вмещающему все желания на свете небу.

День был дымно-солнечный, яркий, согретый перегаром задремавших перед вечерней сменой каминов. Главное отличие здешних зимних праздников от русских в том, что они происходят не в сам момент и не после, а задолго до события.

Адвент и греческий Филиппов пост – это растянувшиеся назад во времени Рождество и Новый год. Аванс. Сорокадневная прелюдия, усиливающая усладу ожидания. Говорят, Сократ прохаживался перед домом вечером, а когда его спрашивали, что он делает, отвечал:

– Нагуливаю аппетит к ужину.

Вот и они так.

На рынке торгуют без обычной экспрессии, вполпьяна. Манолис, сидя перед тазиком, откинулся на стуле, широко чешет пястью шею под заросшим подбородком. В тазике ягнячьи ребрышки и пуп пира – разломанная надвое морда козленка. Кассетный магнитофон играет критскую струнную музыку.

– Манолис! – укоризненно кричит ему через прилавок, заваленный крепкими, прошедшими тепличный бодибилдинг помидорами, старушка, повязанная темным в крапинку платком. – Манолис! Ты что же, не постишься? Ведь всего три дня осталось!