О том, что есть в Греции - Катя Федорова

Слитную, нераздельную небесную синь надрезали острые, как лезвия, силуэты чаек. Всплески облаков. Под ногами красные улыбки опавших листьев. Котик, усыновленный районной ветклиникой, вышел на прогулку. Присел на коврик возле соседней парикмахерской, выстрелил в небо черной вздернутой задней лапой.

Бокал вина с закуской в таверне у Луки стоит четыре евро. Закуска – обычно маринованный анчоус с белой в серую крапину жирной спинкой. С пушистым свежим хлебом. Но подавать одно и то же Луке скучно. Он экспериментирует. Его девиз: «Если понравилось, расскажи об этом другим. Если не понравилось – расскажи мне!» И еще один, гомеровский: «Вовремя сесть за обед – дело совсем неплохое!»

– Ой, что это? – спрашиваю.

– Барбуни в розовом соусе. Сначала я ее пожарил, потом в соус: помидор, чеснок. Немного винного уксуса из розе. Да что я тебе рассказываю! Пробуй! И скажи правду. Если не понравилось – принесу другое! Ешь, пока горячее.

Манолис повторяет одну и ту же фразу с одной и той же интонацией, как дрессированный попугай: – Все по евро, мадам. Мадам, все по евро!

Госпожа Ио покупает циклопических размеров редиску, красные и желтые перцы, скрюченные баклажаны.

– О, – извиняется она, – у меня нет мелочи!

– Не извиняйтесь! – успокаивает ее Манолис. – Главное, чтоб крупные были. А уж без мелочи мы как-то проживем.

– Все относительно, – соглашается госпожа Ио.

Прокопий уговаривает купить анчоуса:

– Последний. На следующей неделе будет, но дороже в два раза. Все! Теперь анчоус только из Кавалы. Она будет кормить зимой всю Грецию! Анчоус – рыба тонкая. Как правило, в это время он скрывается. Просто эта хорошая погода…

Прокопий вдруг начинает причитать со страстью, с какой Руссо не пекся об Эмиле, и даже рифмует свое горе:

– Пропал анчоус. Да! Пропало поколение! Испортила его хорошая погода! Они уже б давно ушли на глубину.

Перебивает самого себя. Восклицает в толпу:

– Покупайте! Осьминог с восемью ногами! Только у меня! Шок! Щенки трески! Молочная скумбрия! Сенсация! Оближете пальчики! Мы вечно будем вместе!

Берет в руки тунца.

– Покажу тебе его содержание. Смотри, как я режу. Техника! Искусство! Я хирург… – Делает неудачный надрез. – Ну, или патологоанатом… Я чувствую, как мне везет! Сейчас его точно купят. У меня предчувствие. Вдохновение! Подъем!

Прокопий, невесомый, как душа, подвижный, как боксер на ринге, делает дансе, прыжок в стойке, балетный взмах руки – и его нож со свистом летит в пенопластовый ящик. На подлете нож теряет скорость, скользит по бледному боку и падает.

– Так. Угу. Или не купят, – говорит задумчиво Прокопий. – Удача – девушка капризная. Но верю: она ко мне еще вернется. Я – гений!

– Неужели? – спрашивает с иронией Манолис.

– Да, – серьезно отвечает Прокопий. – Ты не знал? Я ж Водолей. Как Моцарт!

Я все бегу, а тень моя стоит на месте. Вообще-то и я могу не торопиться, потому что давно везде опоздала. На моих глазах сгорело несколько миров, но каждый раз оказывается, что это не конец и все начнется заново. Удивление и любопытство – вот главные рычаги, которые заставляют человека жить. Куда там одноногому хлипкому счастью! Привычка к счастью – это героин, а от него, как известно, одни неприятности.

Небо – близкое, разумное, понятное. Вместительное: на нем одновременно и солнце, и месяц. Более того: на одном краю лязгает железными зубами гроза, на другом – черные тучи залатаны невинными синими квадратиками. Дедушка привез из деревни урожай: новое вино, новое оливковое масло.

– Я уже попробовал. На хлебе. Лучшее в моей жизни. Такое горькое! А какое зеленое!

На рынке дегустация помидоров: шкурки счищены, кусочки нанизаны на зубочистки.

– Эти для салата, а не для соуса. Только что с куста.

Пышножопая прекрасноволосая гречанка, госпожа Фофи, стянув строгие брови к переносице, медленно жует помидорину.

– Что скажете? – волнуется продавец.

– Скажу, что твои помидоры не для салата!

Розовые щеки продавца линяют. Теряют цвет.

Фофи спокойно продолжает:

– Они для завтрака! Прекрасные! Лучшие! Высшей категории.

Прокопия не узнать: выбрит, трезв. Оставил свой прилавок и покупает шпинат.

– Зачем тебе шпинат? – недоумевает его приятель Манолис. – Ты с ума сошел? Что ты с ним будешь делать?!

– Теще подарю, – отвечает Прокопий и по-рыцарски прижимает к сердцу мокрый шпинат, как букет.

– Мир? – уточняет Манолис.

– Ну… эээ… Да нет. Дрессирую дракона. Приготовит пирог…

Соседней рыбной лавочкой заправляет женщина Марьо. У Марьо хриплый, прокуренный бас, длинные, толстые, как веревки, черные волосы, девичья талия. На пакетах напечатано название ее магазина: «Крикунья».

– Сюда, сюда, – орет-надрывается Марьо. – На моих рыб не надо смотреть! В них можно смотреться! Зеркало! Купи скорпину!

– На что она мне? Да и дорогая, – вяло отбивается покупательница.

– А если к тебе министр придет на обед, чем собираешься его угощать? Погоди, ты куда? Не уходи! Я обещаю… обещаю не кричать!

Зеленщик Нектарий, сложив руки рупором, заклинает агору, как Иван-царевич Сивку-бурку:

– Не хочу вас видеть уходящими, хочу вас видеть перед собой стоящими. Лучшая капуста в Агиос-Стефаносе! Нет. Лучшая капуста в Аттике! Нет. Лучшая капуста на планете.

Беру кочан лучшей на планете.

– Тебе на долму? – спрашивает Нектарий.

– Вообще-то на салат.

Нектарий выдергивает у меня из рук капустную голову и вкладывает другую.

– На салат надо брать тяжелую, а на долму легкую, век учись, девочка!

Праздничный солнечный запах мандаринов и свежемытого укропа. По рынку еле-еле передвигается старик: одной рукой опирается на трехногую палку, за вторую его поддерживает молодой парень, помощник. Старик останавливается рядом с чернильно-фиолетовой свеклой, красными рогатыми перцами, желто-зелеными лимонами, бугристыми, как поверхность луны.

– Не знаю, что купить.

– А что вы любите?

– Я люблю все!

– Дождь пойдет! – говорит Прокопий Манолису, глядя в небо.

– А если нет?

– Если нет, то пойдет снег.

Сделав покупки, греки идут в кафенио. Сидят на улице, долго пьют вино или кофе. И смотрят на то, чего нельзя разглядеть на бегу. Здесь, понимаете, довольно часто случаются минуты, когда ты один на один с собой, бессмертный и бесстаростный, стоишь на краю времени и тебе не надо торопиться.