Агент на передовой - Джон Ле Карре

Стойко справившись с уже знакомой нам толпой и жарой, которые осложняют Перси Прайсу освещение предстоящей встречи, Сергей занимает столик, заказывает всё предписанное и, к радости своей, видит приближающегося к нему с распростёртыми руками не кого-нибудь, а жизнерадостного и вечно юного Феликса Иванова, который под этой кодовой кличкой учился с ним в одном классе в школе для спящих агентов.

Скрытая передача мобильника проходит гладко, однако ситуация неожиданно приобретает социальный размах. Иванов тоже удивлён и обрадован встречей со старым другом, да ещё в отличной форме. И, вместо того чтобы объявить о срочной встрече, он присаживается за столик, и два спящих агента начинают чесать языками, что привело бы их инструкторов в ужас. Несмотря на шум в зале, команде Перси без труда удаётся их расслышать и даже заснять всё на камеру. Наконец Тадзио, как его наугад окрестил компьютер Русского отдела, уходит. Перси отправляет своих людей «проводить его до дома» — в данном случае до студенческого общежития в районе Голдерс-Грин. В отличие от литературного тёзки,[11] этот Тадзио крепыш и весельчак, такой русский медвежонок, в своё время обожаемый студентами и особенно студентками.

Наши проверяльщики вскоре выясняют, что Иванов уже больше не Иванов и даже не русский. По окончании школы для спящих агентов он превратился в поляка по фамилии Стрельски, приехавшего в страну по студенческой визе, и изучает технологии в Лондонской школе экономики. В анкете он указал, что знает русский, английский и в совершенстве немецкий, учился в университетах Бонна и Цюриха, и он не Феликс, а Михаил в честь архангела, защитник человечества. Для Русского отдела он особенно интересен, так как принадлежит к новой волне шпионов, далеко ушедших от старых гебистов с их допотопными методами работы: они болтают на западных языках не хуже, чем на родном, и точно копируют наши манеры вплоть до мелочей.

В запущенной конспиративной квартире в Камден-тауне на продавленном диване устроились рядышком Сергей и Дениз. Сидя в единственном кресле, я вскрываю мобильник Тадзио, который наша техническая служба временно отключила, вытаскиваю микроплёнку и помещаю под фотоувеличитель. С помощью одноразового блокнота мы дешифруем последние московские инструкции. Они на русском языке. По обыкновению я прошу Сергея перевести для меня текст на английский. Сейчас мне не до риска: не дай бог, узнает, что я с первого дня водил его за нос.

Инструкции, как всегда, точны или, как выразился бы Аркадий, слишком совершенны. Сергей вывесит постер «Нет ядерным бомбам» в левом верхнем углу раздвижного окна своей квартиры на первом этаже и подтвердит в ответном письме, что она видна прохожим справа и слева, а также уточнит, с какого расстояния. Поскольку таких постеров в известных протестных магазинчиках сейчас нет — в наши дни предпочтение отдаётся лозунгу «Долой бурение», — служба подделки документов выполнит наш заказ. А ещё Сергей приобретёт декоративного стаффордширского терьера размером от двенадцати до восемнадцати дюймов из викторианского фарфора. На eBay этого добра навалом.

* * *

Не поглядывали ли мы с Прю в сторону Панамы в эти счастливые, сумбурные, солнечные дни? Разумеется, поглядывали — несколько раз замечательно поболтали ночью по скайпу то с одной Стеф, пока Джуно рыскал в поисках летучих мышей, то с ними обоими. Даже когда на тебя падает «Звёздная пыль», реальная жизнь, каковой её настойчиво называет Прю, продолжается.

По словам Стеф, обезьяны начинают визжать и бить себя в грудь с двух часов ночи, отчего просыпается весь лагерь. А огромные летучие мыши, определив маршрут, выключают свои радары, вот почему их так легко поймать в сети, растянутые между пальмами. Но когда ты извлекаешь их из сети, чтобы пометить, следует быть предельно осторожным, мама: они кусаются и могут тебя заразить бешенством, поэтому ты должен надевать эти дурацкие толстые перчатки, как работник канализации, а их детёныши не менее опасны. Стеф снова превратилась в ребёнка, с облегчением заключаем мы с Прю. А Джуно, как нам хотелось бы верить, приличный и искренний молодой человек, любящий нашу дочь. Остановись, мгновенье.

Но всё в жизни имеет свои последствия. Как-то вечером — сдаётся мне, за восемь дней до начала операции «Звёздная пыль» — зазвонил наш домашний телефон. Прю взяла трубку. В Лондон с бухты-барахты прилетели родители Джуно. Они остановились в отеле, принадлежащем подруге матери Джуно, в районе Блумсбери, и купили билеты на Уимблдон и на однодневные международные соревнования про крикету между Англией и Индией на стадионе «Лорде». Они почтут за честь познакомиться с родителями будущей невестки «в любое удобное время для вас и для торгового советника». Прю давится от смеха, пытаясь поделиться этой новостью со мной по мобильному. Она-то давится, а я в эту минуту сижу вместе с Перси Прайсом в микроавтобусе, откуда мы ведём скрытое наблюдение за «Территорией Бета», и Перси объясняет мне, где он собирается расставить свои посты.

Тем не менее ещё через два дня — и за шесть до начала операции — я, каким-то чудом исхитрившись выкроить время, стою в отличном костюме перед газовым камином в нашей гостиной, в образе торгового советника, и обсуждаю с будущими сватами, как Британия будет вести торговые отношения с Индостаном после Брексита и как затейливо играл индийский боулер Кулдип Ядав, а стоящая рядом Прю, умеющая при необходимости держать лицо, как любой хороший адвокат, с трудом сдерживает хихиканье, прикрыв рот ладонью.

* * *

А что касается наших бадминтонных схваток с Эдом в эти напряжённые дни, то, пожалуй, никогда ещё они не были такими насыщенными, а мы оба в такой отличной форме. Перед тремя последними матчами я специально тренировался в зале и в парке, отчаянно надеясь сдержать на корте напор вышедшего на новый уровень Эда. Но наступил день, когда борьба впервые потеряла смысл.

Особенно памятной датой для нас обоих стало 16 июля. Схватка, как всегда, была горячей. Я снова проиграл, но ничего, уже привык. И вот, с полотенцами на шее, мы идём за наш Stammtisch, предвидя понедельничный гомон и звон стаканов в относительно пустом помещении. Вместо этого нас встречает напряжённая тишина и ёрзающие зады. В баре полдюжины китайцев, членов клуба, уставились в телеэкран, где обычно показывают спортивные передачи из самых разных точек. Но сегодня вместо американского футбола или исландского хоккея с шайбой нам показывают Дональда Трампа и Владимира Путина.

Два лидера дают пресс-конференцию после встречи в Хельсинки. Они стоят плечом к плечу, а за их спинами видны национальные флаги. Трамп вещает словно по приказу: опровергает сведения собственных разведслужб, нарывших неудобный факт вмешательства России в американскую предвыборную президентскую кампанию 2016 года. Путин сопровождает его слова улыбкой гордого тюремщика.

Мы с Эдом практически на ощупь пробираемся за свой столик. Комментатор напоминает нам, если мы вдруг забыли, что вчера Трамп объявил Европу своим врагом и до кучи облил помоями НАТО.

Куда зарулили мои мысли, как выразилась бы Прю? Одна половина с моим бывшим агентом Аркадием. Я вспоминаю его описание Трампа как путинского говночиста: «делает для Володи всё, что тот сам не может сделать». А другая половина — с Брином Джорданом, который сейчас в Вашингтоне вместе с американскими коллегами не верит своим глазам, наблюдая немыслимый акт предательства со стороны президента.