Коломяги и Комендантский аэродром. Прошлое и настоящее - Сергей Глезеров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие отмечали, что на аэродроме требуется служба экстренной медицинской помощи. Ведь подоспевший к умиравшему Смиту доктор ничего не имел с собой, кроме слуховой трубки. Даже воды не оказалось рядом — ее доставил к месту трагедии конный городовой в пивной бутылке...
Трагически погибшему Владимиру Федоровичу Смиту было всего 24 года. Прежде он служил шофером на Русско- Балтийском заводе в Риге и только с постройкой заводом летательных аппаратов решил попытать счастья в авиации. Ему дали 100 рублей жалованья, контракт на пять лет (с неустойкой в 25 тысяч рублей) и отправили в Париж в школу авиации Соммера. Закончив школу, Смит вернулся в Ригу, где совершил несколько публичных полетов и оставался в дальнейшем совершенно неопытным пилотом. По словам людей, знавших Смита, в авиацию он пошел исключительно для того, чтобы заработать денег, прокормить старика-отца и многочисленную семью. Смит женился всего за восемь дней до смерти. Потрясенную жену, видевшую своими глазами гибель мужа, не подпустили к его трупу...
По роковому стечению обстоятельств аэроплан Смита упал недалеко от того места, где погиб Лев Мациевич. Не менее символично и то, что через два дня, 16 мая, планировали установить памятный знак на месте падения Мациевича. Массивную гранитную плиту, сооруженную на добровольные пожертвования высочайше утвержденным особым комитетом на усиление флота, открыли в намеченный срок. Вблизи появился скромный крест на месте гибели Смита, собранный из обломков его аэроплана. «Аэродром превращается в кладбище для летающих людей», — печально констатировал обозреватель «Петербургской газеты».
Однако вот какой парадокс. Памятный знак в честь Мациевича уцелел до наших дней среди новостроек бывшего Комендантского аэродрома, в сквере между домами № 11 и 13 по Аэродромной улице. А про трагическую смерть Смита не напоминает ничто. Более того, не сохранились ни лютеранская церковь Христа Спасителя на Загородном проспекте, где отпевали Смита, ни Тентелевское лютеранское кладбище за Нарвской заставой, где его похоронили...
Памятный знак на месте гибели Л.М. Мациевича — между Аэродромной улицей и Богатырским проспектом. Июнь 2007 г. Фото автора
«За последние дни население Коломяг переживает большую тревогу по причине начавшейся авиационной недели, — с горькой иронией отмечалось в „Петербургской газете“. — Думают образовать общество взаимного страхования от несчастных случаев вследствие падения на коломяжские головы».
Однако трагические происшествия не останавливали порыва русских авиаторов. Комендантский аэродром стал свидетелем не только трагических, но и славных страниц авиации.
В конце сентября 1910 года в ходе Всероссийского праздника воздухоплавания летчик Г.В. Пиотровский совершил первый в России перелет над морем. Точнее, путь его пролегал над Финским заливом, — из Петербурга в Кронштадт. Пиотровский произвел его на аэроплане «Блерио XII», который современники называли «белой стрекозой».
Среди летчиков Пиотровский славился как отважный и удивительно хладнокровный человек, его считали «отчаянным летуном». Когда во Франции он учился летному делу (Пиотровский получил диплом авиатора за номером 195), то совершал такие головокружительные полеты и так часто ломал летательные аппараты, что Блерио просил заменить его другим офицером. А когда лейтенант Пиотровский выводил свой самолет на аэродром, то другие авиаторы уводили свои аппараты в ангары. Они уже не решались подниматься в воздух, опасаясь, что отчаянный Пиотровский или налетит на них, или расшибет их на летном поле.
Напарник лейтенанта Пиотровского, механик Андрей Черепков, также был интересной личностью. Бывший матрос Балтийского флота, он служил прежде в отряде подводного плавания, ходил на подводной лодке. Однако из этой стихии его потянуло в авиацию. Когда русских моряков командировали во Францию для обучения воздухоплаванию, в числе других по его собственному желанию назначили и Черепкова. Он исправно изучал конструкции аэропланов, совершил несколько полетов с летчиками и, наконец, выдержав установленный экзамен, вернулся в Россию. Авиаторы неизменно отзывались о нем с большой похвалой как об опытном механике.
Перелет из Петербурга в Кронштадт не планировался организаторами праздника воздухоплавания, это был самовольный поступок Пиотровского. Дело обстояло так: около пяти часов вечера Пиотровский поднялся с Комендантского поля, покружил немного над аэродромом, а затем его «белая стрекоза» скрылась из глаз. Публика напрасно ждала возвращения Пиотровского, а спустя полчаса это ожидание переросло в беспокойство, так как стало известно, что авиатор поднялся в воздух с небольшим запасом бензина — всего на один час полета. Во все стороны от аэродрома отправили казаков — «для разведки и наведения справок», однако они вернулись ни с чем.
Только около семи часов вечера пришло известие по телефону, что Пиотровский находится в Кронштадте. «Оказалось, что смелый авиатор с тем и поднялся в воздух, чтобы спуститься затем в этой крепости, куда еще никто не попадал иначе, как по воде или по льду, — говорилось в журнале „Вестник воздухоплавания“, — пренебрегши той опасностью, которой он подвергался вместе с пассажиром в случае падения, где никто его спасти не мог (охранных судов нигде не было — этот факт в особенности должен быть отмечен). Лейтенант Пиотровский блестяще выполнил эту задачу, употребив на весь перелет не более получаса».
На следующий день Пиотровский, оставив свой аэроплан в Кронштадте, появился на Комендантском поле. Публика устроила ему бурную овацию. В Кронштадте смелого авиатора чествовали целый день — и моряки, и публика, и ученики местного реального училища, которым Пиотровский по их просьбе прочитал на открытом воздухе лекцию о воздухоплавании.
Вместе с тем власти едва не оштрафовали Пиотровского за «своевольничество», но победителей, как известно, не судят.
В глазах публики Пиотровский стал героем, и на обратный перелет из Кронштадта в Петербург он получил уже официальное разрешение. Совершить этот полет летчик намеревался 1 октября 1910 года, в последний день праздника воздухоплавания, однако на сей раз удача ему не улыбнулась.
Кронштадтцы уже несколько дней с нетерпением ждали обратного полета Пиотровского. В ожидании перелета множество народа каждый день приходили на косу за минными казармами, где стоял аэроплан. Когда же наконец стало известно о полете, с самого утра публика шла и ехала к месту взлета авиатора. На кронштадтском рейде встали пароходы и катера на случай помощи отважному летчику, который решился лететь, несмотря на дувший в тот день сильный порывистый ветер.
Рассекая воздух, самолет помчался к морю. Сильный ветер очень затруднял полет, самолет словно бы кидало из стороны в сторону. И вдруг на глазах публики разыгралась трагедия: порывом ветра самолет отбросило назад, он накренился и спустя несколько мгновений с высоты 30—35 метров стремительно полетел вниз. Пиотровскому повезло: он не успел долететь до моря, иначе последствия могли бы стать весьма плачевными. Аэроплан ударился левым крылом о гряду огорода. Раненого Пиотровского отправили в Николаевский морской госпиталь Кронштадта. «Масса публики осаждала госпиталь, справляясь о здоровье отважного летуна, — писал обозреватель. — Все время звонил телефон. Лейтенант Пиотровский чувствует себя настолько хорошо, что сам отвечал по телефону на расспросы знакомых. Механик Черепков совершенно не пострадал».