Иллюзия закона. Истории про то, как незнание своих прав делает нас уязвимыми - Тайный адвокат

иски с недостаточным обоснованием на ранних этапах, способствует мировому урегулированию спора при наличии у обеих сторон убедительных аргументов и выносит справедливое решение по меньшинству дел, по которым не удается достичь соглашения.

Если же отвлечься от результатов исков и посмотреть на структуру системы – в частности, на ее неоспоримый акцент на урегулирование исков, – то становится понятно, почему выражают недовольство группы, представляющие интересы работодателей.

У МНОГИХ РАБОТОДАТЕЛЕЙ НЕТ НИ ВРЕМЕНИ, НИ РЕСУРСОВ НА ЗАТЯЖНЫЕ СУДЕБНЫЕ РАЗБИРАТЕЛЬСТВА – ИМ ПРОЩЕ ВЫПЛАТИТЬ ИСТЦУ ЗАПРАШИВАЕМУЮ СУММУ, ЧТОБЫ ЗАСТАВИТЬ ЕГО ЗАБРАТЬ ИСКОВОЕ ЗАЯВЛЕНИЕ, ДАЖЕ ЕСЛИ ОНИ СЧИТАЮТ ДОВОДЫ В СВОЮ ЗАЩИТУ ДОСТАТОЧНО УБЕДИТЕЛЬНЫМИ.

В судах по трудовым спорам обычно не присуждаются компенсации судебных расходов, так что выигравшая сторона все равно зачастую оплачивает судебные издержки из собственного кармана. Предполагается, что это является одной из главных причин большого числа исков, которые удается урегулировать в досудебном порядке, – с экономической точки зрения работодателям оказывается проще «откупиться» от необоснованных исков, чем пытаться их оспорить. На самом же деле у этого принципа есть и практическое обоснование. У работников редко имеются средства для оплаты судебных издержек работодателя в случае его победы в разбирательстве, и наличие подобного риска может отпугивать людей от подачи совершенно обоснованных исковых заявлений. Работодатель может застраховаться от судебных исков; работник же не может застраховаться от увольнения.

Конечно, такая модель открывает некоторые возможности для злоупотреблений со стороны работников, решивших испытать удачу. Но имеются ли на самом деле доказательства широкой распространенности данной проблемы?

Правда ли работодателей засыпают безосновательными исками?

В 2011 году Королевский институт управления персоналом и кадрового развития сообщил газете The Telegraph, что 55 процентов опрошенных работодателей «сталкивались с исками, которые подавались из злого умысла» (58). А почему бы не подать иск, если за это ничего не грозит?

Начнем с того, что показатель 55 процентов, о котором сообщается в отчете, никак не вяжется с выводами проведенной четырьмя годами ранее по поручению правительства экспертизы, согласно которой «иски со слабым обоснованием и злым умыслом составляют лишь незначительную часть всех исковых заявлений, подаваемых в суды по трудовым спорам» (59). Равно как и с результатами опроса представителей малого бизнеса, проведенного Министерством предпринимательства, инноваций и ремесел, согласно которому лишь 6 процентов предпринимателей видят в трудовом законодательстве проблему (60). Не вяжется это заявление и с опытом членов судейской коллегии по трудовым спорам, таких как баронесса Уитакер, которая в 2013 году заявила в палате лордов: «Я заседала в судах по трудовым спорам в течение нескольких лет и не помню ни одного недобросовестного иска. Хотя некоторые из них и были плохо аргументированы, с адвокатом они бы добились куда большего успеха» (61).

Второй момент, который часто упускают из виду в этих дебатах, заключается в том, что если суд убежден, что иск является «скандальным или необоснованным, либо не имеет разумных перспектив на успех» (62), то он может отклонить такой иск еще на ранней стадии судебного разбирательства. Если суд посчитает, что у иска «мало разумных перспектив на успех» (в отличие от полного отсутствия перспектив), он может обязать истца внести залог в размере до 1000 фунтов стерлингов, чтобы продолжить рассмотрение иска (63). И, хотя, как правило, компенсация судебных издержек не присуждается ни одной из сторон в суде по трудовым спорам, существуют и исключения, когда какая-то сторона действовала «из злого умысла, злоупотребляя, нарушая порядок или иным образом необоснованно» или когда позиция одной из сторон не имела разумных перспектив на успех (64). Таким образом, определенный механизм контроля имеет место.

ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЕЗНАДЕЖНЫЕ ИСКИ МОГУТ БЫТЬ ОТКЛОНЕНЫ ТРИБУНАЛОМ НА САМОЙ РАННЕЙ СТАДИИ, ДО ТОГО КАК РАБОТОДАТЕЛЬ ПОНЕСЕТ КАКИЕ-ЛИБО РЕАЛЬНЫЕ ЗАТРАТЫ.

Логично, что работодатель, столкнувшийся с действительно необоснованным иском, не должен идти на досудебное урегулирование – он должен предложить суду отклонить иск на ранней стадии, или потребовать задаток, или, если дело дойдет до слушаний, подать ходатайство о возмещении издержек по их окончании.

Что касается заявлений о том, что высокий процент отозванных или урегулированных до суда исков – примерно 60 процентов каждый год с 2009/10-го по 2017/18-й (65) – якобы свидетельствует о наплыве необоснованных исков, которым потакает предвзятая система, то мы опять же ограничены в выводах, которые можем сделать из имеющейся статистики. Является ли показатель в две трети урегулированных до суда исков признаком проблемы или признаком того, что система работает как надо? Предприниматели могут утверждать, будто это свидетельствует о том, что работодателям приходится из экономических соображений откупаться от орды жаждущих наживы истцов, стремящихся заграбастать как можно больше. С другой стороны, работники могут сказать, что эти же самые цифры демонстрируют, как работодатели постоянно уходят от ответственности, выплачивая ущемленным в правах работникам гораздо меньше, чем те могли бы получить в суде, используя свой перевес во влиянии и финансовых возможностях, чтобы вынудить маленького человека согласиться на меньшее, чем он заслуживает. Система, вне всякого сомнения, несовершенна и допускает злоупотребление с обеих сторон. С другой стороны, как мудро выразился Ларри Дэвид, если признаком хорошего компромисса является недовольство обеих сторон, то можно сделать вывод, что на самом деле система работает довольно неплохо[77].

Проблема с любым анализом данного вопроса заключается в том, что все заявления о процветании культуры незаслуженных компенсаций при ближайшем рассмотрении оказываются практически полностью основанными на субъективных мнениях опрошенных работодателей. Что же касается самих судебных разбирательств, особенно когда иск касается отношений между двумя сторонами, то редко когда одна из них признаёт, что действовала неразумно. Даже если соглашение достигнуто, ему часто предшествует громогласное отрицание ответственности и уверения в том, что это сугубо экономическое решение; практически никогда не услышишь от работодателя: «Я плохо с вами обращался, я виноват, и ваш иск полностью обоснован». Это не критика; работодатели – люди, а мы, как вид, плохо умеем признавать свою вину. Точно так же вы вряд ли найдете истца, который согласится, даже после того как суд подтвердит необоснованность его претензий, что у него действительно не было веских причин для подачи заявления. Мы обманываем самих себя, и наш когнитивный диссонанс разрешается только тем, что мозг заверяет нас: что бы там ни думали другие, мы-то знаем, что правда на нашей стороне.

Ссылаться на продукт этой нашей психологической особенности как на эмпирическое доказательство внешнего явления – а не как на простое восприятие этого явления – классическая ошибка в рассуждениях. Тем не менее начиная с 2011 года правительство стало принимать