Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

не зная о том» – вспоминал он строчку. Его внутренний монолог прервал бойкий голос.

– Котлеты, щадите, оставьте мне целые зубы!

А впрочем, не надо!

Я выпью компот, называемый супом!

Автор песенки, раскрасневший и запыхавшийся, упал на стул рядом с Каролом. Внешне он был полной противоположностью Лоса. Широкоплечий, подтянутый, с копной ослепительных русых волос, что стояли задиристым вихром, этот студент излучал во взгляде да и во всей своей фигуре такое доброе, позитивное спокойствие, что любое напряжение мгновенно улетучивалось, стоило ему появиться.

– Юзек?! – Карол был неподдельно удивлен, – Что ты здесь делаешь?

– Гегей, Каро! Я так, мимо проходил. Знал, что ты тут!

О Юзеке Мейштовиче следует рассказать отдельно. Более непохожих людей, чем он и Карол, представить невозможно. Юзек происходил из зажиточной семьи, его мать была служащей в банке; Карол приехал в Вильно из провинции. Безупречно одетый, всегда в достатке, Юзек появлялся на публике в приподнятом настроении. Университет он бросил в первый же год и стал заниматься собственным делом: издавал журнал, в котором высмеивал повсеместный катастрофизм и печатал авторов, что разделяли его взгляды. Карол, однако, считал все это фасадом, за которым скрывался тот же страх перед неизбежным. Как иначе было понимать тот факт, что Юзек за последние два месяца сменил три квартиры? От кого, а вернее, чего он убегал? Тем не менее, Юзек был единственным его настоящим другом в городе.

– Помнишь, как ты нахваливал чечевичный суп у меня? – весело толкнул друга под бок Юзек. – Не хочешь пойти отведать?

Карол помнил. Однажды Юзек повел его в гости к своей матери, в еврейский квартал. Они протолкались вдоль Жидовской, откуда с тротуаров продавали мебель, ношеную обувь и все на свете, и нырнули в дверь под распахнутыми лепестками оконных ставень. Бойкая старушка с черными волосами без единой проседи пригласила его к столу за миску с похлебкой. Только Карол взял одну ложку, как у него во рту словно взорвалась бомба. Вкус было трудно описать, и «отвратительный» было одним из самых пристойных определений. Поистине героическим усилием Карол преодолел себя и закончил целую порцию. Волосы его встали дыбом от ужаса, когда старушка принялась черпать половником добавку. Он сослался на неотложные дела и чудом выскользнул из-за стола. Дом гостеприимной старушки он покидал на трясущихся ногах, непрестанно благодаря – даже в состоянии, близком к обмороку, он не хотел выглядеть невежливым.

– Ты знаешь, – дрожащим голосом ответил Карол. – У меня сегодня много занятий…

– Понимаю. Но вообще у меня к тебе дело.

– Какое?

Вместо ответа Юзек запустил руку в карман пиджака и вытащил резную деревянную фигурку лошадки. Передал Каролу.

– Из дуба, из настоящего дуба! – воскликнул тот, тщательно рассматривая коника. – Где ты нашел такого?

– Секрет, – хитро улыбнулся Юзек, – А хочешь знать – пошли со мной! Занятия и так пустая трата времени. Ты ведь знаешь литовский?

– Каплю совсем… А ты по что спрашиваешь?

Юзек молча встал из-за стола и махнул рукой: мол, давай за мной. Интерес к фигурке был слишком велик: Карол оставил нетронутыми котлеты и суп, и вместе с Юзеком вышел под серое небо Вильно.

Перед железной дверью, ведущей на улицу с университетского двора, Карол встал как вкопанный.

– Куррче, закрыто, – пробормотал он и развернулся обратно. – Пойдем через главный выход.

Юзек потянул ручку на себя: дверь со скрипом отворилась.

– О, благодарю, – поспешно сказал Карол и юркнул в проем.

Пошли вдоль Бакшта. Юзек заговорил:

– Я и забыл, что ты метал не любишь. Не расскажешь, наконец, почему?

– Долгая история, – Карол передернул плечи.

– Как же так? Металл ведь – это прогресс.

– Отнюдь, отнюдь.

– А электричеством пользуешься? У хозяйки твоей есть, поди.

Карол взглянул на друга как на умалишенного.

– Есть-то есть, но я запаливаю свечи. А хозяйку попросил все железные украшения и статуэтки убрать подальше.

– Экий ты! – усмехнулся Юзек. – А вот я думаю, что в будущем все будет из металла. Даже люди, ха-ха!

– Тогда уж пусть жагаровцы окажутся правы, и мир этот сгинет в огне.

– Жагаровцы? – Юзек нахмурился, – Это потерянные люди, в которых ничего, кроме злой иронии, не осталось. Весь мир катится к чертам, а они упиваются своим отчаянием. Да еще других в нем топят.

– Это говорит человек, который желает прогресса метала.

– Каро, я серьезно, – нахмурился Юзек, – Если мы не будем действовать, всех ждет гибель.

– Я не хочу ни в какие партии. Сам видел – они шуты. Каждый тянет в свою сторону. А один человек все равно ничего не изменит.

– Напрасно. Вот скажи – ты любишь Вильно?

Ясно, Карол любил. Любил подолгу сидеть на скамейке возле Вилии, наблюдая за спокойным течением реки и гребцами на байдарках. Любил бродить по оживленному центру, где-нибудь по Бенедектинской. Любил теряться в районе Антоколя, где его чаровала дикая местная природа. Находясь в Вильно, Карол чувствовал то же единение с натурой, как и во время прогулки по лесу. Город был для него чудом – спрятанным в непролазных рощах сокровищем, как описывал его когда-то Мицкевич. Поддавшись импульсу, Карол стал декламировать те самые строки:

– Однажды Гедимин охотился в Понарах,

На шкуру он прилег в тени деревьев старых

И песней тешился искусного Лиздейки,

Пока не задремал под говорок Вилейки;

Железный волк ему явился в сновиденье,

И понял Гедимин ночное откровенье:

Он Вильно основал, и, словно волк огромный

В кругу других зверей, встал город в чаще темной.

– Вот уж интересно, – усмехнулся Юзек, – Будто перед учителем рассказываешь. Кстати, почему волк был железный?

– А? – Карол будто не расслышал.

– «Железный волк явился в сновиденье». Почему королю народа, который жил в лесах, явился зверь из металла?

– Возможно, это был волк в латах.

– Хм, в латах бы он особо не развернулся, – сказал Юзек, мысленно представляя себе подобную картину. – Кстати, мы уже пришли.

За деревьями недалеко высился Барбакан, но Юзек остановился перед неприметной аркой – а почти любая арка Вильно это портал в другой мир – и пригласил Карола внутрь. Двор выглядел вовсе непримечательно и был пуст. Юзек показал на сбитые каменные ступени, что вели в темноту подвала.

– Нам сюда, – сообщил с загадочной улыбкой.

Друзья спустились в каменный грот. По-другому было и не назвать: свет попадал внутрь только из стиснутых окошек, а стены были сложены из грубо обтесанных камней. Низкие косые проходы освещало пламя свечей. Пивница тянулась в обе стороны, скрытые нерассеянной тьмой. Когда его глаза привыкли к слабому освещению, Карол обнаружил себя в окружении сотен резных фигурок.

– Впечатляет, да? – Юзек довольно глядел на потерявшегося Карола, – Ты не стесняйся,