Ложная красота - Наталья Кочетова

Было так много всего, мы прошли через такие сложные высоковольтные эмоции, от полного недоверия к теплой привязанности. Но такого, как сегодня мы еще не проходили, и я всю тренировку невольно возвращалась к мысли, что уж лучше бы злость. Лучше бы он насмехался надо мной, злился и раздражался, лучше бы я боялась и тревожилась. Лучше уж совсем ничего, полное безразличие, чем та холодная демонстративная отстраненность, за которой мы оба неумело прятали взаимную обиду.

Со стороны, должно быть, это выглядело смешно и нелепо: два небезразличных друг другу человека с непримиримым видом замалчивающие свои упреки и претензии, далающие вид, что поглощены занятием, но то и дело тайком бросающие друг на друга косые взгляды.

Наверное нам достаточно было просто поговорить, но никто из нас не желал делать первого шага. Я боялась, мне казалось, что Игнат резко охладел ко мне. Он избегал смотреть на меня, избегал прикосновений, сухо отдавал указания, не заботясь о правильности их исполнения. Я боялась, что стала ему безразлична, и потому не решалась начать разговор. А Игнат… да черт его знает, что он себе там надумал. Возможно, его и правда больше не заботило то, что между нами происходило.

— На сегодня все. — Глядя куда-то перед собой, бросил Игнат, стоя ко мне полубоком, сунув руки в карманы с нарочито расслабленным видом.

— Как? — Опешила я, поднимаясь с пола и отряхивая руки. — Еще же только… — Я бросила взгляд на часы, но не успела продолжить.

— На сегодня хватит. — Игнат нехотя повернулся и взглянул мне в глаза. Окинул меня хмурым взглядом исподлобья, развернулся и направился к своей сумке, не удосужившись объяснить.

Я так и застыла с открытым ртом, глядя на его перемещения по залу, когда он начал собирать инвентарь. Нет, это уже никуда не годится. Мало того что я потеряла по его прихоти пять недель жизни впустую, теперь он еще и урезает время тренировки. Да что он о себе возомнил? Он не имеет права принимать такие решения вразрез с нашими изначальными договоренностями. Он не имеет права так поступать со мной!

Раздуваясь от возмущения, я твердой походкой направилась к Игнату. Он наклонился, чтобы сложить в сумку гантели, и я, нависнув над ним, уперев руки в бока, высоким голосом выдала:

— Почему?

Игнат медленно поднял на меня глаза, затем также медленно поднялся, и теперь он, нависая надо мной, окинув меня равнодушным взглядом, недовольно ответил:

— Что тебе непонятно? — Я чуть не задохнулась от возмущения от его тона, а он продолжил, обращаясь ко мне как к глупому ребенку. — Почему мы закончили раньше? По-моему, очевидно: ты давно не занималась, к тому же после травмы, резкие ударные и длительные тренировки тебе только навредят. Ты хочешь себе навредить?

Он вопросительно приподнял бровь, будто с насмешкой ожидая ответа, и я не стала отвечать, подыгрывая его глупому издевательскому поведению. С достоинством выдержала его взгляд, стараясь не выдавать своей злости и обиды, хотя внутри все буквально клокотало, хотелось и заорать, и расплакаться одновременно. Я резко развернулась на пятках, и, подхватив сумку, быстро пошла на выход. В коридоре, достав из шкафчика одежду, переоделась, надела куртку, ботинки, и, закрывая, так шандарахнула дверцей, что Игнат наверняка услышал. А ну и пусть, пусть знает, что я злюсь, пусть понимает, что я не согласна с ним, и поддалась его решению только сегодня, и только потому что сегодня я слишком злюсь, обижена и вообще плохо себя контролирую, чтобы достойно аргументировано спорить.

Расправив плечи, быстрой пружинистой походкой, выдающей мое напряжение, отправилась к выходу. Вышла на улицу, вдохнула морозный воздух, медленно выдохнула горячий пар. И только сделала несколько шагов, как сзади меня окликнул чей-то голос.

— Полина, постой.

Я обернулась и застыла на месте. Странно, но я не испугалась, и даже не удивилась, а ведь было чему — ко мне быстрыми шагами приближался Сергей. И он звал меня по имени. С чего бы такой прогресс? Неужели любимая вправила мозги? Я развернулась всем корпусом, закинула спортивную сумку на плечо и, окинув взглядом приближающегося парня, в ожидании уставилась на него. Вид у него был взволнованный и суетной. Но и это меня не напугало и не насторожило. Видимо я так погрязла в своих бурных эмоциях, связанных с Игнатом, что напрочь забыла, что на самом деле меня должно волновать.

Сергей подошел почти вплотную, но не спешил говорить. Стоял, мялся на месте, и то отводил взгляд, то снова переводил глаза на меня, но смотрел так, будто ему стыдно или тяжело на меня смотреть.

— Что? — Не выдержала я. Я начинала замерзать, и мне надоедало это таинственное молчание. — Тебя снова Рита прислала? — Раздраженно спросила я, не скрывая насмешки в своем тоне. Ужас. Этот Игнат дурно на меня влияет. Я слишком быстро переняла его дурацкую манеру общения.

— Нет. Нет. — Негромко ответил Сергей, пряча руки в карманы, так, будто он еще полвечера собрался тут стоять.

— А что тогда? — С нетерпением и недовольством спросила я, начиная пританцовывать на месте от холода.

Сергей продолжал мяться, и я, психанув, уже собиралась развернуться и пойти прочь, как вдруг он почти неслышно произнес.

— Это… Стас…

Я подняла голову так резко, что хрустнули позвонки. Уставилась на парня широко распахнутыми глазами и замерла оцепенев. Мне показалось, что он меня ударил. Чем-то тяжелым, чугунным, прямо по голове, иначе, почему бы в ней вдруг зазвенело и заискрило?

— Что… “Стас”? — Переспросила осторожно. Голос мой звучал все еще ровно, но внутри уже зарождался леденящий ужас. Это всего лишь имя, я услышала всего лишь имя. Всего четыре буквы, а меня уже накрыло страхом, как волной, резкой, душащей. Я смотрела на Сергея во все глаза, ожидая, когда же он наконец объяснится, а он снова молчал. И мне хотелось подойти к нему, заорать на него, чтобы он не стоял как истукан, опустив глаза, залепить ему звонкую пощечину за то, что пугает меня своим молчанием, за то, что чуть не прикончил меня этим своим “Стас”. С каждой новой секундой меня трясло все сильнее, и я не выдержала.

— Что “Стас”? — Практически заорала я, и Сергей наконец поднял на меня глаза. Ответил виноватым изломом бровей. Ответил сочувствующим взглядом. Без слов.

Я должна была бы уже понять. Я уже предчувствовала беду. На краю сознания уже зрела и все сильнее укреплялась мысль, что все, конец. Это конец. Еще полгода назад я бы по одному его взгляду поняла, что за весть он мне принес, но сейчас я все еще продолжала надеяться, что ошибаюсь. Я продолжала ждать слов. Я слишком расслабилась за эти три месяца проклятой реабилитации, я перестала ждать худшего. И напрасно.

— Стас выходит из тюрьмы. — Глядя на меня почему-то с жалостью, наконец сказал Сергей. Я оступилась, отшатнулась. Ноги мои резко ослабли, и я с трудом удержала себя в вертикальном положении. Морозный воздух вдруг показался горячим и тяжелым, он с трудом поступал в легкие и жег грудную клетку. Сердце же наоборот, будто заледенело и стучало так тихо, что казалось, будто оно совсем остановилось, будто оно так испугалось, что решило прекратить свою работу, и выбрать лучший выход — смерть. Я стояла и не могла пошевелиться, внутри меня происходило что-то жуткое, наверное так чувствует себя человек, которого ударила молния. Сергей же продолжал беспощадно расстреливать меня словами. — Его освободили по условно-досрочному за хорошее поведение. — Сергей вздохнул, сжал челюсти, скривился и отвернулся, словно ему тяжело было говорить. — Он спрашивал о тебе все это время. Каждый раз, когда звонил, он говорил в основном о тебе. Он и ходатайство на УДО подал только чтобы быстрее вернуться к тебе… Я не знаю, что ты с ним сделала, но… будь готова.