Красна Марья - Наталья Ратобор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Мария Сергеевна, впервые со времен детства, приобщилась Святых Тайн, она явственно ощутила, как мгновенно полыхнуло внутренним пламенем — и разом стало легко до невесомости, будто на крыльях взлетела.
Возвращались они домой просветленные, хоть и уставшие от долгого пути. Возникло ощущение полноты жизни и чего-то важного, свершившегося в этот день. Хотелось со всеми быть милыми и добрыми. От избытка чувств Наталья Кляпина завела «Степь да степь кругом», Алеша с лысоватым Михаилом подтянули — Мария Сергеевна снисходительно улыбалась на них, а буквально светящаяся от счастья Капитолина укачивала малютку.
Алексей обыкновенно обходил тему веры, только иногда деликатно касаясь ее в разговоре с супругой, но этой ночью, прижимаясь трепетными губами ко лбу жены, шепотом признался, что рад за нее. Еще недавно он не мог и представить, чтобы она решилась приступить к сокровенному… Мария Сергеевна серьезно и даже недоуменно глянула на него:
— Что же в этом удивительного, Алеша? Возвращение к православию — не конец ли нашим бессмысленным метаниям по свету? Пожалуй, это закономерно — не правда ли?
* * *
На вольных деревенских просторах у Капитолины опять проявилась тяга к стихотворчеству — неумелому, нескладному, но горячему и искреннему. Однажды, подскочив с кровати далеко за полночь, не в силах сдержать творческого зуда, она долго черкала в блокнотике — и наутро гордо продекламировала Алексею и Марии Сергеевне:
Облака, словно ватные хлопья,
Заклубились в густой синеве.
Вдоль по полю скачу я галопом,
Ветерок мне в лицо — любо мне!
Конским потом пропахли штанины,
Скину все — брошусь в озера глубь,
И платки кружевной темной тины
Заколышут озерную грудь.
И прохладные свежие струи
Обласкают все тело пловца.
Изможденные зноем, пригнули
Свои ветки к воде деревца.
В свою кожу впитал столько солнца,
Грудь в горячем труде просмолил:
Словно чашу вина я до донца
Это лето так страстно испил!
Алексей был польщен тем, что стихотворение Лина посвятила ему, и, неопределенно похвалив «поэтессу», вышел задать корма скоту. Мария Сергеевна, дождавшись, пока они останутся одни, бережно придержала Капитолину за локоть, усадила возле себя и, мягко поощрив ее порыв, стала деликатно растолковывать, что понадобятся годы, чтобы первые стихи вылились в зрелое творчество. И для этого нужны дар Божий, терпение и усердие. Лина поняла — и не обиделась.
— Ты знаешь, а ведь Алексей тоже пишет… песни, — после паузы призналась Мария Сергеевна.
— В самом деле — Алексей? И какие же?
— Разные: есть глубокие, о войне, иногда озорные, но всегда — неожиданные.
Капитолина чуть помолчала, размышляя над услышанным:
— Признаться, вы меня приятно удивили, Мария Сергеевна.
— Да, Алеша самобытен… Я поговорю с ним, чтобы вечером исполнил что-нибудь свое… для души.
Глава 6
Лина познакомилась со Степаном, когда Алексей позвал того подгребать на покосах, — и сразу полюбила славного паренька с льняной головой и открытым, по-славянски широким веснушчатым лицом. Она сочла нужным навестить и Дарью, уведомив об этом внезапно помрачневшего Алексея. Провожая Степку домой, она предоставила гордому доверием мальчугану самостоятельно править конем. По дороге, проявляя неподдельный интерес, она выспрашивала у него про незамысловатые ребячьи радости и приключения и сразу расположила его к себе.
Дарья сперва приняла девушку недоверчиво, но постепенно оттаяла, глядя на открытое милое лицо и отметив заботливое отношение к Степушке. В эту ночь Лина заночевала в гостях. Отвечеряв и оглушив себя стаканом выставленного в честь гостьи самогону, обильно расточавшего ярый сивушный дух (Лина только из вежливости пригубила из толстой стопки граненого стекла, стараясь скрыть гримасу отвращения), хозяйка, по-бабьи подперев щеку рукой, завела жалобные песни, упиваясь своим горем и утирая концом платка пьяные слезы. А потом Дарья раскрылась Лине и почти до утра проговорила с ней, изливая наболевшую душу. Капитолине приходилось нелегко: она желала дать Дарье возможность выговориться, одновременно стараясь так направить разговор, чтобы убедить озлобленную женщину не осуждать и тем паче не слать сопернице проклятий. Но это ей не удавалось.
— Хоть бы она померла, окаянная, — ожесточенно шипела в ответ Дарья.
Когда робким свечным огарком затеплился бледный рассвет, в кухонное оконце звонко забарабанили — женщины вздрогнули от неожиданности. Лина выскочила на крыльцо и принялась горячо извиняться перед Алексеем, который, беспокоясь за пропавшую «сестренку», пешим протопал ночною дорогой в Осиновку.
Через несколько дней Лина вновь навестила Дарью. На этот раз хозяйка держалась напряженно и неприветливо — ей было неловко за свою давешнюю откровенность с малознакомой барышней. Не пригласила зайти в хату. Не взглянула она и на привезенную в подарок шелковую косынку. Зато Степан, завидев из чердачного оконца подъезжавшую к дому телегу, вихрем слетел по лестнице — и застенчиво, с мальчишеской грубоватостью и плохо скрываемой радостью ответил на дружеское рукопожатие Лины. Когда же гостья разложила перед ним на дворовой скамейке льняную белую рубаху с красным воротом, он изумленно взмахнул ресницами счастливых и удивленных глаз — и вдруг, схватив подарок, по-детски непосредственно умчался — примерять… Дарья наблюдала за ним, снисходительно усмехаясь, но только терпела присутствие Капитолины. Та скоро поняла это и, извинившись, уехала, что, впрочем, не помешало ей через день заявиться снова — с огромной корзиной крупной спелой черешни.
— Это что ж — все нам? — недоверчиво глядя, пытала Дарья. — Можа, половину назад отослать?
— Вам-вам! — счастливо улыбаясь, уверяла Капитолина. — У меня еще много осталось!
Она умолчала о том, что накануне отбатрачила целый день за эту корзину на хуторе у пана Добровски.
Дарья немного помолчала, потом произнесла, размышляя вслух:
— Так что ж… Варенья, рази, наварим — Алексей прошлый месяц цельный мешок сахару завез…
— Вот-вот! — подхватила обрадованная Лина. — А зимой с чайком-то побаловаться!
Дарья благодарно взглянула на нее и пригласила в дом. Что-то осмыслив, она была в этот раз более дружелюбна и угощала гостью парным молоком. Лина приняла пенящуюся кружку и,