Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами - Ярослав Соколов

Потребовалось много лет и новый жёсткий стресс, чтобы эта детская травма сработала как мина замедленного действия и постепенно развилась в клиническую форму болезни. Стресс, послуживший для неё детонатором, как мы выяснили, был спровоцирован тяжелым финансовым положением семьи и грядущим сокращением штата на предприятии, где работал Николай. Мы подобрали схему медикаментозного лечения, провели курс терапии, включая также и гипнотерапию. Лечение дало положительную динамику, и в конечном итоге Николая удалось вернуть к практически нормальной жизни.

К чему я веду, рассказывая эту историю болезни? К тому, что каждый пациент психиатрической клиники – это, прежде всего, человек, и относиться к нему нужно соответственно. Наша русская школа психиатрии всегда строилась на гуманистических позициях, поэтому уважение к пациенту, сколь критичным ни было бы его состояние, – один из ключевых принципов. На практике же эти принципы приобретают вполне прагматичное наполнение: чтобы реально помочь больному, нужно грамотно установить с ним контакт и, выстроив доверительные отношения, заручиться его уважением. Иначе какого-то серьезного прогресса в лечении даже и ожидать не приходится.

Живое измерение души требует такого же живого участия. Несмотря на то, что все болезни, казалось бы, давно изучены и описаны, в каждом конкретном случае они могут развиваться по-разному, клиническое течение всегда индивидуально. Многие врачи, к сожалению, ограничиваются постановкой диагноза на основе анамнеза и выявленных симптомов. Для меня же всегда важно не просто распознать ту или иную форму расстройства, но понять, что послужило первопричиной, отправной точкой развития болезни, и без абсолютного доверия пациента этот ребус не решить. Поэтому я и считаю, что сначала надо подобрать нужные ключи к пациенту, а потом уже – терапию. Психика – штука сложная, сломаться она может легко, а вот починить её много труднее, если это вообще возможно. Симптоматическим лечением, одними таблетками здесь, конечно, делу не поможешь. Так что сперва необходимо достучаться до рассудка пациента, найти корень проблемы, а потом уже искать выход из лабиринта.

ДАЖЕ ЕСЛИ ЧЕЛОВЕК НЕ В СЕБЕ,

ОН ДОСТОИН УВАЖЕНИЯ И СОЧУВСТВИЯ —

ВЕДЬ ЛИЧНОСТЬ ВСЕГДА ПРИСУТСТВУЕТ,

ПУСТЬ И СПРЯТАННАЯ ГДЕ-ТО ГЛУБОКО ВНУТРИ.

И нуждается больной не только в таблетках, уважение и сочувствие – это те же виды терапии. Как и слово. И что из них важнее – ещё вопрос. С другой стороны, требуется осторожность, чтобы не переборщить и не впасть в крайность, умение держать безопасную дистанцию. Здесь я говорю, прежде всего, конечно, об эмоциональном и психологическом дистанцировании. Ведь не все пациенты такие замкнутые и необщительные, как было с Николаем, у некоторых, наоборот, эмоции зашкаливают и перехлёстывают. У каждого своя клиника. Нужно уметь ставить внутреннюю защиту, дабы не резонировать. Иначе вместо одного пациента на входе можно получить двоих и без выхода. Так что, в том бородатом анекдоте про крокодильчиков для каждого психиатра есть и своя доля тушки. Шутки, конечно».

«Устроиться на работу в Кащенко получилось у меня довольно необычно, – делится воспоминаниями хирург Тамара Григорьевна Глушко. – В то время я занимала должность штатного хирурга в поликлинике напротив Даниловского монастыря. Всё бы хорошо, но зарплата там была мизерная, а я сына в одиночку воспитывала, так что с деньгами приходилось туго. Да и атмосфера в коллективе, честно говоря, сложилась не слишком приятная.

Привезли как-то с Афона в Данилов монастырь икону и мощи святого Спиридона Тримифунтского, который, по поверью, в материальных делах людям помогает. Я о нём тогда в первый раз услышала от медсестры одной верующей из нашего отделения, она и уговорила меня пойти обратиться к святому. Отстояли мы огромаднейшую очередь с четырёх часов дня и аж до часа ночи. Люди там, по слухам, о квартирах, дачах, машинах молились, а я поклонилась и так ничего и не попросила – сын, родители живы, с голода не умираем, и слава Богу!

Примерно неделю спустя на автобусной остановке я краем уха услышала из разговора двух женщин, врачей из Кащенко, о том, что у них там катастрофически не хватает специалистов. Подошла, спросила: «А вам хирург в больницу случайно не нужен?» Они говорят: «Очень даже нужен, как воздух нужен! Мы уже год без хирурга. Завтра же берите документы и приходите устраиваться». Так я и попала в Кащенко, а точнее, в Психиатрическую клиническую больницу № 1 им. Н. А. Алексеева.

В больнице у меня был полноценный хирургический кабинет, по всем СанПиНам, как положено, со смотровой и перевязочной, два раза в неделю я вела там обычный поликлинический приём. Проводила мелкие операции – вскрывала фурункулы, вырезала атеромы, брала пункцию и тому подобное. Но основная моя работа состояла в том, чтобы ходить по отделениям и осматривать больных на месте, среди них было много лежачих, которые сами до кабинета дойти не могли. А отделений там, надо сказать, аж тридцать штук, и я была единственным хирургом на всю больницу. Я проводила осмотры, вырезала бабушкам пролежни, проверяла, почему у пациента, скажем, болит живот, и выполняла прочие ординарные функции хирурга.

Здесь ведь такие же люди, как в любой другой больнице, и каждому из них бывает необходима не только психиатрическая помощь, но и обычная медицинская. Может, они даже больше в ней нуждаются, потому что не всякий в состоянии вразумительно объяснить, что и как у него болит, а некоторые и вовсе могут этого не осознавать и не чувствовать боли. Были у меня и такие случаи. Вот бабушка, например, с Альцгеймером, у неё там общий анализ крови показал какое-то воспаление. Я смотрела-смотрела, помяла-помяла, думаю: «Боже мой, ужас, такое ощущение, что гной где-то там в животе». А она ничего не говорит, я спрашиваю: «Болит что-нибудь?», она мимо меня смотрит и всё, никак не реагирует. В результате оказался флегмонозный холецистит, и если бы анализ крови не сделали, то никто бы и не подумал, что у неё что-то болит. Так что с ними в этом смысле порой сложнее.

Кроме хирурга там есть, конечно, и другие профильные специалисты. Я тогда поняла, кроме шуток, такую интересную вещь: если вы хотите, чтобы вас хорошо обследовали и при этом достойно к вам относились, ложитесь в Кащенко. А все разговоры про карательную психиатрию, которые идут из телевизора, – просто бред. Никаких смирительных рубашек, мягких комнат и кроватей без матрасов. Ничего этого там нет. Никаких санитаров-дуболомов в отделениях и прочих прелестей, санитары вообще только в приёмных работают. В Кащенко в принципе во главу угла ставится отношение к больному! Скажем, медсестры называют больных обязательно по имени-отчеству. Мелочь, как говорится, а приятно. Я сама не всегда могла кого-то запомнить по имени, а девчонки знали абсолютно всех больных. Понятно, что если лежал молодой парень, то он был для них Петя, Саша или там Коля, но ко взрослым и пожилым людям они обращались непременно по имени-отчеству. При этом здесь гарантировано полное медицинское обследование, всё оборудование у них для этого есть, так что вы получаете все анализы, процедуры и самое тёплое человеческое отношение. Мало какое медицинское учреждение может похвастаться подобным порядком.