Вызов принят. Невероятные истории спасения, рассказанные российскими врачами - Ярослав Соколов

«На улице был тёплый приятный вечер, – рассказывает психиатр Андрей Евгеньевич Землянский. – Ранняя осень едва позолотила кроны деревьев и более, казалось, ничем не выдавала своего присутствия. Было полное ощущение, что лето всё ещё продолжается и будет продолжаться долго-долго, а возможно, не закончится никогда. Но где-то в самой глубине сознания уже сидела и не давала покоя предательская мысль, что всё вот-вот случится – задуют ветра, зарядят бесконечные дожди, и мы все дружно начнём месить вездесущую грязь, уныло шагая под низко нахлобученной шапкой однообразного свинцового неба.

Я, в то время ещё совсем зелёный студент мединститута, прогуливался по городу, не слишком торопясь возвращаться домой. Прохожих было немного, и это создавало подходящий антураж для мечтательного настроения, неожиданно посетившего меня под занавес дня. Я шёл по высокому мосту через реку и вдруг краем глаза зацепил даже не фигуру человека, а скорее его тень. Продолжая по инерции движение и сделав ещё несколько шагов, я внезапно осознал, что происходит. Я резко развернулся, и моё благостное настроение испарилось в мгновение ока.

ЕСТЬ ОДИН ШАНС НА МИЛЛИОН,

ЧТО ГУЛЯЯ ПО УЛИЦЕ, ВЫ УВИДИТЕ ЧЕЛОВЕКА,

РЕШИВШЕГО ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ.

И ИМЕННО ЭТОТ ШАНС ВЫПАЛ МНЕ,

ВРАЧУ-ПСИХОТЕРАПЕВТУ.

Молодой человек стоял снаружи ограждений моста, неловко держась рукой за поручень сзади, глядя вниз и слегка раскачиваясь над водой. Большинство людей его бы просто не заметили и прошли мимо, меня же словно ледяной водой окатило – я вдруг отчётливо представил себе, что должно случиться через несколько секунд. Я перешёл дорогу, стараясь не привлекать к себе внимание парня, чтобы каким-либо неловким движением не напугать его и не спровоцировать на радикальный шаг. Подойдя ближе, как можно спокойнее окликнул его и попытался завязать беседу. Когда мне удалось установить с ним контакт, по его сумбурным репликам я понял, что на фоне несчастной любви у него развилась глубокая депрессия. И теперь, потеряв веру в себя и в лучшее будущее, он решил свести счёты с жизнью.

Помню, я использовал весь свой запас позитива, накопленный за день, чтобы постепенно уговорить его вернуться назад за ограждения. Вероятно, в нём самом ещё теплилась неосознанная надежда, что кто-то сумеет его удержать от рокового решения, и именно поэтому мне всё-таки удалось с ним договориться. После того как он перелез обратно на внутреннюю сторону моста, мы добрались пешком до ближайшего сквера и устроились на одной из лавочек. Здесь он и рассказал свою невесёлую историю.

Расставание с любимой девушкой для Игоря (так звали молодого человека) было долгим и мучительным. После неудачных попыток наладить отношения, ему начало казаться, будто что-то внутри него самого безвозвратно сломалось, и мир теперь причинял лишь острую боль. Он решил, что прежнее состояние счастья уже не вернётся к нему никогда. С трудом подбирая слова, часто сбиваясь и задыхаясь от переполнявшей его боли, Игорь рассказывал, как тяжело он переживал разрыв, как месяцами сидел в своей комнате и не хотел никого видеть. С какого-то момента он начал замечать, что стал получать от своих страданий почти мазохистское удовольствие. Он погружался в такое состояние всё чаще и глубже, пока не перешёл, по его выражению, некую пограничную черту, за которой был лишь бесконечный ужас. И этот ужас звал его в свои объятья. Что ж, если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в тебя.

Нет, парень не выглядел сумасшедшим. Скорее, просто глубоко несчастным человеком, болезненно переживающим происходящее с ним. Мы просидели на той лавочке в сквере до глубокого вечера, я помог ему поймать такси, и он навсегда ушёл из моей жизни. Не знаю, что с ним случилось дальше – удалось ли мне его убедить, что впереди его ещё ждёт много хороших и добрых вещей, получилось ли у него справиться со своей депрессией или же мои слова и сочувствие пропали даром. Надеюсь, он выстоял.

Рассказ Игоря надолго отпечатался в моей памяти, а особенно его слова о запретной черте, за которой ты встречаешься со своей смертью, и она зовёт тебя с собой. В дальнейшем в своей работе психиатра я часто находил подтверждение этому состоянию. Когда с человеком происходят трагические события, он порой чувствует, что стоит у порога, переступив который уже не сможет вернуться назад. «Даже лишь прикоснувшись к тому, что по ту сторону, – делился своими ощущениями Игорь, – ты становишься кем-то другим. Твой разум перестаёт тебе принадлежать, и решаешь теперь не ты, а кто-то другой. Или что-то другое…»

А ещё я запомнил его взгляд. Какая-то в нём была неправильность, что ли. Словно смотришь на стоящее перед тобой огромное здание и вдруг замечаешь, что его кирпичики выстроены не так, как должно. А потом с ужасом осознаёшь, что оно вот-вот начнёт рушиться прямо у тебя на глазах. Много позже подобный взгляд я наблюдал у некоторых своих пациентов. И это ощущение, возникшее тогда на мосту, вновь оживало во мне. Внутренне, для самого себя, я теперь знаю, что если мне удастся кого-то из них хотя бы на шаг отвести от этой губительной черты, от точки невозврата, то моя работа уже не напрасна».

Психика человека – обширная и многомерная сфера, она подобна бесконечному и малоизученному космосу. И так же, как звёздное небо над головой, её тайны всегда будут привлекать пытливые умы. Разница лишь в том, что эти тайны зачастую связаны с конкретной человеческой трагедией.

«Вот типичная история, – говорит Сергей Петрович Казаков, психиатр, кандидат медицинских наук. – Николаю В. было 32 года, он работал инженером. Проходил у нас лечение полгода назад. Раньше никаких отклонений у него не фиксировалось, это была первая госпитализация. Без видимых причин он вдруг стал сторониться людей. Со слов сестры пациента, сперва Николай начал замечать, что ему становилось всё труднее выполнять свои обычные обязанности, он не мог ни на чём сосредоточиться. Попытался брать работу на дом, однако это не помогло. Постепенно дошло до того, что Николай вообще перестал что-либо делать, мог только сидеть часами, уставившись в пол. Он забывал умываться, менять одежду, порой целыми днями не выходил из комнаты. В итоге родственники забили тревогу и направили его на обследование.

Когда Николай поступил к нам в отделение, он с трудом шёл на общение, практически перестал разговаривать, наглухо замкнувшись в себе. Ему поставили диагноз «шизофрения». Мне стоило немалых трудов установить с ним контакт и завоевать его доверие. Помню, каким большим достижением тогда было одно то, что удалось приучить Николая элементарно здороваться. Потом он понемногу стал реагировать на вопросы, отвечать на них, поначалу односложно. Здесь, конечно, работает только доброжелательное и терпеливое убеждение, никакая «дрессировка» не даст нужного нам результата.

Так постепенно мы начали общаться. Через некоторое время, благодаря нашим беседам и нескольким сеансам гипноза мне удалось определить, что вероятная причина психического надлома была заложена ещё в раннем школьном возрасте. Именно тогда учительница младших классов унижала его перед остальными детьми, била линейкой, называла неполноценным, дебилом и умственно отсталым. Мальчик ничего не рассказывал родителям, но внутренне остро переживал всю эту ситуацию. В результате он тогда надолго заболел и две недели просидел дома. Молодой организм достаточно быстро восстановился, и Николай скоро забыл об этом инциденте. Однако в его психике образовалась незаметная трещина.