Наследница порочного графа - Анна Князева

– Зачем вы так про себя?

Темьянова подняла густые дугообразные брови, ее впалые глазницы от этого показались еще глубже.

– Иногда лучше посмеяться над собой, чтобы не заплакать. Знаете, Людмила Вячеславовна, у стариков перед глазами вся прошедшая жизнь. Время от времени они выбирают маленький кусочек и переживают его заново. Таких кусков множество, найдешь на любой случай. Но есть в наших воспоминаниях такие детали, которые не поймут молодые… – Темьянова поправила шарф, прикрыв шею до самого подбородка.

– Вам холодно? – обеспокоенно спросила Дайнека.

Федор остановился.

– Нисколько, – ответила Лукерья Семеновна, и Федор возобновил движение.

– Мы говорили про подробности, – напомнила Дайнека.

– Про детали, – исправила ее Темьянова и добавила: – Это разные вещи. Вы заметили? Старики любят говорить о себе. О том, какими они были в молодости, как им жилось.

– Заметила.

– У нас в пансионате все говорят про театр.

– Это точно, – улыбнулась Дайнека.

– А мне детство мое вспоминается, – с грустью проговорила Темьянова. – Наш дом, буфет, кровать с панцирной сеткой. Слышали о таких?

– Нет, не слышала.

– Да ну же, металлическая такая, с хромированной трубчатой спинкой! – Темьянова махнула рукой. – Впрочем, откуда вам знать. Об этом знают только люди нашего возраста…

– Так что там про кровать? – вежливо напомнила Дайнека, намереваясь дослушать ностальгические воспоминания Лукерьи Семеновны.

– Когда я была маленькая, спала на такой кровати. Перед сном мама расплетала мои косички, вынимала из них атласные ленты и наматывала на хромированную трубу изголовья. За ночь они разглаживались, и утром их можно было снова вплетать в косы. Мне нравилось, чтобы на спинке было много таких ленточек – разных цветов, широких и узких. Получалась настоящая радуга. Боже мой, как я скучаю по этому времени… Да вы посмотрите, кто к нам идет! – безо всякого перехода сказала Темьянова. – Платон Борисович! У вас выходной?

Навстречу им в спортивной одежде шел Водорезов. Приблизившись, он пожал руку Федору и кивнул остальным:

– Приветствую! Сегодня до обеда я абсолютно свободен. Жуткая выдалась ночка!

– Вы были с полицейскими? – спросила Темьянова. – Что-нибудь удалось выяснить? Известно, кто убил Ветрякова?

Водорезов пожал плечами:

– Никто ничего не рассказывал.

Тут вмешалась Дайнека:

– Лукерья Семеновна видела во дворе двоих посторонних. И это были цыгане.

– Вот и расскажите об этом Галуздину, – посоветовал Водорезов. – Кстати, я обещал вам экскурсию. – Он вытащил из кармана ключ. – Идемте в часовню?

Дайнека замялась, взглянула сначала на старуху, потом на Федора.

– Идете? Если нет – я побежал.

– Иду! – выпалила она и, попрощавшись, отправилась вслед за Водорезовым. Едва удалившись, спросила: – Вам правда ничего не сказали?

– О чем?

– Преступник оставил следы?

– Я здесь при чем? Кажется, вы с Галуздиным на короткой ноге.

– Он ничего не сказал.

– Мне-то и вовсе ничего не известно… – Водорезов кивнул на газон, по которому бегал Тишотка. – Могу показать выжженный знак.

– Где? – испуганно спросила Дайнека.

– В том самом месте, где справляет нужду ваш волкодав.

Она оглянулась, Тишотка влез на пригорок и застыл в недвусмысленной позе.

Платон обнял ее за плечи:

– Не стоит беспокоить собаку.

У третьего корпуса Дайнека сказала:

– В окне опять стоит эта женщина.

– Я же говорил, Ангелина. Она всегда там.

– Когда же она спит?

– Этого я не знаю.

Вскоре они подошли к часовне и остановились у старого дуба.

– А вот еще один символ, – Водорезов показал выжженный на земле рисунок: пучок из трех стрел.

– Интересно, что это значит? И почему он выжжен около дуба? – поинтересовалась Дайнека.

– Не знаю, – Платон похлопал рукой по стволу дерева. – Вы только представьте, Людмила, ему лет триста, не меньше!

– Значит, он стоял еще во времена графа Измайлова?

– Тогда он был примерно таким же.

– Забавно…

– Скорее, занимательно. Ствол – в два обхвата.

Дайнека задрала голову:

– А высота?

– Да кто ж его знает? – Платон посмотрел вверх. – Метров двадцать, наверное.

– Вы читали рассказ Конан Дойла «Обряд дома Месгрейвов»?

– Так сразу не вспомнить.

– Там Шерлок Холмс ищет клад на территории замка. Условное место, обозначенное в старинной бумаге. Отсчет начинался от дерева, и Шерлоку Холмсу потребовалось определить его высоту. Он измерил длину тени от палки, высота которой была известна. Потом – тень от дерева. Затем через пропорцию рассчитал искомую величину.

– Да-да… Кажется, припоминаю. Мрачный такой рассказ с трупом дворецкого, которого замуровала в подземелье служанка. Но там все было наоборот: известная высота, а самого дерева уже не было. Рассчитывали предположительную длину тени.

– Спорить не буду, – согласилась Дайнека.

– К чему вы завели этот разговор? – задав свой вопрос, Платон снова обнял ее. – Я подозреваю вас в поисках клада.

Она освободилась и опустила глаза:

– Напрасно. Вспомнила просто так… К слову пришлось.

– Смотрю я на вас, и кажется мне, что вы чего-то недоговариваете… – Водорезов достал ключ и направился к двери старой часовни. Оттуда раздался его голос: – Да здесь не заперто!

Дайнека вошла в часовню вслед за ним. Внутреннее убранство удивило ее своей безыскусностью: скромный иконостас, крест и маленький столик.

– Взгляните на пол! – громко сказал Водорезов.

Дайнека опустила глаза и увидела пучок из трех стрел, нарисованный на граните масляной краской.

– Это – третий, – она схватилась за телефон. – Нужно звонить Галуздину!

– Зачем? – разглядывая рисунок, Платон заходил то с одной, то с другой стороны. – Он нарисован не сегодня. Краска уже высохла. Этот знак предвосхитил смерть Ветрякова. А Галуздин, кстати, и сам сегодня приедет.

Дайнека сунула телефон обратно в карман.

– Знаете, о чем я подумала… Когда в прошлый раз мы говорили о том, зачем люди ставят часовни, нами был упущен важный момент. Их ставят не только в память о важных событиях, но и на кладбищах. А еще на могилах мучеников.

– Не будем о грустном, – Водорезов вернулся к двери. – Я скептически отношусь к таким разговорам.