Пламенная роза Тюдоров - Бренди Пурди

– Да плевать мне, как его зовут! – гаркнул Гилфорд. – Где отец? Он должен найти мне нового камердинера, немедленно. Хочу такого, чтобы понимал, какая честь ему оказана, а то этот даже поднос с фигами подать не может!

– Твой отец в суде, сынок, – мягко пояснила леди Дадли, нежно погладив Гилфорда по лбу, как будто пытаясь стереть с его лица злобную маску, что превращала этого красавца в настоящее чудовище. – Несчастный король очень болен…

Лицо Гилфорда вспыхнуло от восторга.

– А если король умрет, можно будет мне забрать его камердинера?

– Почему бы и нет? – убежденно произнесла леди Дадли в ответ. – Думаю, это – превосходная идея. Этому человеку наверняка понадобится работа… Но, дорогой мой мальчик, нам все же придется потерпеть пока Майкла.

– Я – Джордж, мэм, – снова вмешался слуга.

– Что ж, ладно, – смилостивился Гилфорд. – Ну? Чего стоишь, олух? Неси фиги! Свежие, зеленые фиги! Выдави из них сок, потом смажешь им мое лицо. Но сперва приготовь-ка для меня ванну!

С этими словами он развернулся и направился, по всей видимости, обратно в свои покои.

– Слушаюсь, милорд, – отозвался его камердинер и, тяжело вздохнув, последовал за своим господином с видом человека, приговоренного к смерти. – Ванну для вас наполнить ослиным молоком или измельченной клубникой с розовой водой?

– Ослиным молоком, разумеется, ослиная твоя голова! – возопил Гилфорд, напоследок оглушительно хлопнув дверью.

– Вы должны простить нашего Гилфорда, – обратилась ко мне леди Дадли, спускаясь по лестнице. – Он просто очень волнуется. Обычно он гораздо учтивее, но у нашего сына такая утонченная натура – он ведь никогда еще не был женихом. Золотая моя певчая птичка готовится свить собственное гнездышко!

– А он… он… всегда такой? – робко проговорила я.

– О чем это ты? – раздался вдруг голос моего супруга, и я подскочила на месте от неожиданности, отчего запуталась в юбках и едва устояла на ногах.

Позади меня стоял Роберт вместе со своим отцом – должно быть, они вошли в дом, пока я наблюдала за разыгравшейся драмой.

– Когда слуги плохо выполняют свои обязанности, нельзя оставлять это безнаказанным. Впрочем, ты это и сама понимаешь, так ведь, Эми? – продолжил мой муж.

– Дорогая невестка, – граф Уорик, он же герцог Нортумберленд, обратился ко мне таким тоном, что сразу стало ясно: я для него вовсе не дорогая, – заметила ли ты эти ужасные пятна на своем платье? А это… сахар у тебя на плечах? Роберт, тебе следует разъяснить своей жене, что это – Лондон, а не какая-нибудь деревня, и что ей нужно приложить все усилия, чтобы при дворе ее не сочли немытой грязнулей; если кто увидит такое – припоминать станут до конца дней. Дадли не женятся на неряхах. А женщины рода Дадли, урожденные или же ставшие частью нашей семьи после замужества, не смеют появляться в обществе с пятнами на одежде.

Я украдкой опустила взгляд на свое серое бархатное дорожное платье и, к своему ужасу, обнаружила, что коричневый сироп, которым слуга Гилфорда полил сладкий инжир, оставил на моем корсаже и юбке множество крошечных пятен.

– П-п-простите, – стала бормотать я, пытаясь сдержать слезы, – в-в-ваш сын… Г-г-гилфорд… фиги… о-о-он… – тщетно пыталась объяснить я, заливаясь густой краской.

Роберт с презрительным видом отряхнул с моих плеч сахарную пудру и брезгливо вынул фигу, случайно застрявшую в пучке серо-белых перьев, венчавшем мою шляпку.

– Какой заботливый у меня сын! – воскликнул герцог, просияв от одной только мысли о Гилфорде, и направился в сторону его покоев. – Но, дорогая моя, – раздраженно произнес он, обернувшись к своей жене, – следует объяснить Гилфорду, что это слуги должны подавать гостям угощение! Понимаю, он хочет лишь оказать всем радушный прием, но именно для этого мы и держим в доме столько слуг.

– Да, милый, – послушно кивнула леди Дадли, всегда славившаяся своей покладистостью, – но ты ведь знаешь, какой он у нас…

– Разумеется, – согласился с женой герцог, – наш мальчик заботливый и щедрый…

Леди Дадли, увидев, с каким изумлением я взираю на нее и ее мужа, поспешила объясниться:

– Видите ли, мы любим всех наших детей, но… Гилфорд – самый младший из наших сыновей, мы в нем души не чаем!

В этот момент Гилфорд, по-прежнему в парчовом халате и с папильотками в волосах, появился на лестнице с млечным соком на лице, очевидно, в спешке выскочив из ванной. Выступал он гордо, как император, а за ним, словно королевский паж, семенил до смерти напуганный камердинер.

– Отец, король еще не умер? Мне нужен новый слуга! А ты чего встал? – резко обернулся он к своему лакею, наступив ему на ногу. – Я голоден, неси еще фиги! Немедленно!

– Слушаюсь, милорд, – горестно вздохнул пожилой слуга и, пока Гилфорд требовал у отца королевского камердинера, вернулся с золотым подносом, ломящимся от свежих фиговых плодов.

– Ты что же, хочешь, чтобы мне стало дурно? Или пытаешься убить меня? Даже не спорь – уверен, ты покушаешься на мою жизнь! – яростно завопил Гилфорд, вытаращив глаза на беднягу лакея. – Я не могу такое есть! Они же зеленые! Хочу засахаренные, неси их сюда сейчас же!

С этими словами он ударил по золотому подносу, и фрукты снова разлетелись по всей комнате.

Прежде чем я успела прикусить язык, с моих губ уже сорвались слова, все это время крутившиеся у меня в голове:

– Вы что же, все ослепли, оглохли или попросту сошли с ума? Гилфорд – самый злобный, невоспитанный, испорченный и неблагодарный мальчишка из всех, что я видела в своей жизни! Я бы даже с дворовым псом не смогла вести себя так, как он обращается со своим камердинером! Да будь на его месте мой собственный сын, я бы отходила его метлой и отправила ночевать в погреб, посадив на хлеб и воду, пока он не научится разговаривать с людьми вежливо и вести себя, как подобает благовоспитанному молодому человеку!

Леди Дадли издала скорбный вздох и рухнула на руки своего мужа в полуобмороке, в то время как Мэри, Роберт и их отец изумленно уставились на меня, как будто я вдруг позеленела. Глаза Гилфорда метали молнии, и, если бы мог, он испепелил бы меня взглядом на месте.

Ситуацию лишь усугубил камердинер, который первым отважился нарушить воцарившуюся тишину:

– Согласен с вами, пускай меня хоть плетью за такие крамольные мысли отхлещут! Храни вас Господь, мэм, – поклонился он мне. – Это – самые честные и искренние слова, что я слышал за время, проведенное в этом доме. Нет нужды выбрасывать меня на улицу, миледи, – поклонился он леди Дадли. – Дверь я найду и сам.

Слуга развернулся и покинул высокое общество. Гилфорд тут же ударился в слезы:

– Ты не можешь уйти! Не можешь! Что мне теперь делать без камердинера? Как жить дальше? Если у меня не будет камердинера, я точно умру! Эти папильотки слишком тугие, у меня от них голова болит, как же мне вынуть их из волос самому?