Та, что правит балом - Татьяна Полякова

— Ну, что, познакомишься с тетей? — обратился он ксыну. — Тетю зовут Юля, она приехала к нам в гости. Дай ей ручку. —Малыш настороженно посмотрел на меня и отвернулся. Мы сидели в молчании, кровьстучала в висках, и я боялась, что упаду в обморок. — Может быть,воды? — спросил Рахманов, и в голосе его было столько самодовольства,столько злобной радости, что я едва сдержалась, чтобы не вцепиться ему в горло.Если бы не сын на его руках.., если бы…

Ребенок понемногу успокоился, и я смогла притронуться кнему, а потом неловко взяла на руки, замирая от боли и счастья. Руки неслушались, они успели забыть, что такое ребенок, я боялась оказаться неловкой ипо-прежнему не знала, что сказать. Смотрела на него и улыбалась, а он коснулсяпальчиками моих губ и вновь потянулся к отцу. Рахманов позвал няню, она пришлаи забрала сына.

— Пройдемся? — предложил он мне.

И мы пошли в глубь сада. Успевшие высохнуть плиты дорожкинапоминали мне надгробья, и от этого становилось не по себе.

— Не считай меня бесчувственным, — заговорилРахманов. — Мне тоже было нелегко сейчас. Тоже нелегко, — повторилон. — Он к тебе привыкнет. Разумеется, ты не сможешь видеть его слишкомчасто, и он не должен знать, кто ты. Тетя Юля, и все. Договорились?

— Я думаю, «теть» тут и без меня достаточно, — струдом расцепив челюсти, ответила я.

— Не питай иллюзий. Это мой сын. И я никогда не позволюсвоему сыну жить с тобой. Что его ждет, скажи на милость? Убогая жизнь и тычкиот мамашиных любовников? У тебя кто-то есть? Наверняка есть, длительноевоздержание тебе не свойственно.

— Зачем ты это говоришь? — не выдержала я.

— Просто интересуюсь твоей жизнью. Говорят, тытрудишься в доме престарелых? — Он усмехнулся. — Епитимью на себяналожила? Ну-ну… Кому ты пытаешься заморочить голову, дорогая?

— Если не возражаешь, я поеду, — сказала я.

— Тебе незачем валять дурака и ходить за стариками закопейки, — деловито продолжил Рахманов. — Еще в марте я открыл счетна твое имя. Две тысячи долларов в месяц, вполне достаточно, я думаю.

— Не трудись. В деньгах я не нуждаюсь.

— Значит, все-таки успела найти кого-то? —усмехнулся он. — Или снова спуталась с Ником? Вы с ним неплохая пара.

— Вы тоже, — отрезала я, повернулась и зашагала ккалитке. Он догнал меня.

— Подожди, — взгляд его шарил по моему лицу. Олегвсе не решался что-то спросить, и я уже подумала, что так и не решится, но тутон произнес:

— Скажи, ты.., ты любила меня? — Я покачалаголовой, и он отступил на шаг, точно от удара, и голос теперь звучалиначе. — Ты просто притворялась, ты использовала меня…

Я кивнула, и теперь моя душа наполнилась злобной радостьюпри виде его боли.

— Дрянь! — сказал он. — Дрянь! Всегда еюбыла, ею и сдохнешь!

— Желаешь поучаствовать? — засмеялась я. —Становись в очередь.

Машина стояла возле калитки, я плюхнулась на сиденье, завеламотор. В висках стучало, я знала, что в таком состоянии ехать не могу, нооставаться здесь лишнюю минуту не хотела. Наверное, я была похожа на пьяную. Напосту ГАИ меня остановили, и инспектор долго разглядывал документы, косясь наменя.

— Счастливого пути, — произнес он наконец,возвращая мне «корочки», а я едва не рассмеялась, уж очень издевательски,двусмысленно прозвучало его пожелание.

Каждую субботу Машка приглашала меня на обед. Бывая у них, яощущала странную неловкость — слишком много запретных тем. Иногда я ловила насебе взгляд Антона, в нем была печаль и сочувствие, и это раздражало. Машкасадилась рядом, держала меня за руку, и мы подолгу молчали.

Жизнь ее была размеренной, она редко выходила из дома, ждалаАнтона с работы, стряпала, наводила порядок в квартире, которая и так сиялачистотой, вечерами они подолгу гуляли в соседнем парке. В конце июня Машка,смущаясь, сказала мне:

— Мы решили пожениться, уже подали заявление.

— Хорошая новость, — кивнула я.

Она тоже кивнула и надолго замолчала, потом заговорилавновь:

— Знаешь, мне иногда кажется, что все не взаправду. Чтовдруг подует ветер, и все исчезнет, как дым.

— К некоторым вещам надо привыкнуть.

— Да?

— Да. К нормальной жизни тоже.

— Я думаю, что скоро умру, — вздохнула она.

— Откуда такие мысли? — испугалась я. — Плохосебя чувствуешь?

— Нет. Просто… Не обращай внимания. Мне часто снятсястранные сны. Что я снова маленькая, и рядом мама и брат. Совсем не такие, какв жизни. Счастливые, веселые… Мама сказала, что там хорошо.

— А здесь тебе чем плохо? — нахмурилась я.

— Хорошо, — улыбнулась она. — Только кажется,что это не взаправду. И я уже не знаю, когда сплю, а когда нет.

— Пройдет немного времени, и все наладится.

— Конечно, — согласилась она, но взгляд еепотухших глаз говорил об обратном. — Ты видишься с отцом?

— Нет.

— Почему?

— Ты же знаешь, он во мне не нуждается.

— А если ты не права? Вдруг он ждет? Позвони ему.

— Хорошо.

— Сделай это для меня, — добавила она.

Я, признаться, удивилась. Машке ведь хорошо известны нашиотношения. Но отцу позвонила. Он мне не обрадовался, однако пригласил приехать,и я поехала, сама не знаю, зачем.

Мои дела его не интересовали, и о своих он говорил сухо,точно выполнял какие-то давным-давно данные кому-то обязательства. Его супругасмотрела на меня с недоверием, то и дело одергивала сына, который пыталсявыяснить у меня, почему я не живу с ними.

— Ты ведь папина дочь и моя сестра, — сказал он,болтая ногой, чем еще больше нервировал мать.

— Юля уже большая и поэтому живет отдельно, —объяснила она.

— Когда я вырасту, тоже буду жить один, —отреагировал ребенок. — А еще каждый день буду ходить в бассейн и не станузаниматься музыкой.

Через час я решила, что могу уйти, отца это откровеннообрадовало.

— Звони, — сказал он на прощание. Я кивнула.