Мулан - Элизабет Рудник

Хонхэй шагнул к ней, восходящее солнце осветило его волосы и зажгло искорки в его глазах. Он улыбнулся, и Мулан непроизвольно ответила ему улыбкой.

– Император дал мне дозволение уехать, – сказала она, – но ты запрещаешь?

– Мы не попрощались, – отвечал Хонхэй.

– Прощай, Хонхэй, – отозвалась она.

– Прощай, Мулан.

Сердце смущённо ударило в груди, а они всё смотрели друг другу в глаза: обоим явно хотелось – и нужно было – сказать что-то ещё, но ни один не хотел заговорить первым. Мулан переступила с ноги на ногу. Хонхэй провёл рукой по волосам. Мулан вдруг подумалось, каково взять эту руку в свою и не отпускать.

Словно прочитав её мысли, Хонхэй сделал ровно это. Протянув руку, он попытался освободить её ладонь, сжимающую поводья Чёрного Вихря. Взволнованная, Мулан крепко вцепилась в кожаные ремни. Хонхэй покачал головой.

– Ты всё ещё не хочешь взять мою руку? – спросил он. Его голос звучал мягко и прочувствованно.

Отчего она колебалась? Хонхэй стоял перед ней и хотел пожать ей руку, но она боялась сильнее, чем когда оказалась лицом к лицу с Бори-Ханом. Это казалось более подлинным, более опасным, более важным. Воздух был принизан энергией, для которой у неё не находилось слов. Затаив дыхание, Мулан сжала пальцы вокруг его ладони. И это прикосновение словно окатило её волной. Она смотрела на свои пальцы, стиснутые в его руке, и видела будущее. Подняв глаза, она встретила взгляд Хонхэя. В первый раз она взглянула на него по-настоящему и позволила ему увидеть себя… Мулан. Её голова качнулась к его. Ближе и ещё ближе, пока не замерла в сантиметре от губ Хонхэя.

– Я никогда прежде не целовала мужчину, – сказала она.

Хонхэй улыбнулся.

– И я тоже.

А затем Хонхэй приник к ней губами. Они целовались, не разжимая рук, слившись в едином порыве. Где-то заухал голубь, а Мулан подумалось, это то самое, на что она надеялась, и совсем не то, о чём смела мечтать. Это было волшебно.

Мулан нехотя отодвинулась, разрывая поцелуй. Её щёки пылали, и, смахнув прядку с глаз, она неуверенно улыбнулась Хонхэю. Будь это возможно, она бы навеки осталась на этом мосту, целуясь с этим прекрасным юношей. Но она сказала императору, что ей нужно загладить свою вину и она не может уклониться от обещания, сколь ни прекрасно промедление.

Подобрав упавшие поводья, Мулан перекинула их через шею Чёрного Вихря. Затем она взлетела в седло. Она обернулась в последний раз, но не произнесла ни слова, боясь, что голос предаст её, а затем развернулась вперёд и поехала прочь. Прежде чем успела она доехать до ворот, Хонхэй крикнул ей вслед:

– Я увижу тебя снова, Хуа Мулан!

Повернувшись, она увидела, что он стоит на том же месте и машет ей рукой. Она улыбнулась. «Да, – подумала она. – Я надеюсь». И она пришпорила Чёрного Вихря и исчезла за воротами, оставив позади и дворец, и Хонхэя.

* * *

Когда после долгого пути Мулан наконец въехала в родную деревню, сердце её колотилось. Всю дорогу от самого дворца она думала, что скажет, воссоединившись с семьёй, но теперь, когда минута пришла, её охватил страх. Что, если родные не примут её назад? Что, если они уже опозорены? Что, если они велят ей уезжать и не возвращаться?

Чёрный Вихрь перешёл на шаг, и Мулан заметила, что селяне собираются во дворе, любопытствуя, кто это приехал. Сваха вышла на крыльцо своего дома, и её смурное лицо разгорелось гневом при виде Мулан.

Остановившись посреди двора, Мулан увидела, как открылась дверь её дома. В следующее мгновение сестра выбежала ей навстречу. Едва Мулан увидела Сиу, как все её страхи развеялись. Спрыгнув с лошади, Мулан подбежала к сестре и заключила её в объятия. Она дома!

Мулан отодвинулась назад. Глядя на Сиу, она ласково улыбнулась. Младшая сестрёнка выглядела… как-то иначе. Но, когда она заговорила, голос её звенел всё так же.

– Мне о стольком нужно тебя расспросить! – воскликнула она, взяв Мулан за руку и крепко сжав её ладонь.

Мулан рассмеялась.

– Расскажи сначала о себе, – отозвалась она.

– Я сговорена, – сказала Сиу и тоже засмеялась, увидев удивлённое лицо Мулан. – Он тебе понравится.

– Я счастлива… – докончить фразу Мулан не успела, потому что матушка втиснулась между дочерями и прижала Мулан к себе. Руки, обнимавшие Мулан, дрожали и не желали её отпускать. Слова были не нужны. Мулан знала, что прощена.

Но затем, взглянув поверх плеча матушки, она увидела отца. Джоу стоял молча, опираясь на свою клюку. У него было отрешённое лицо и непроницаемый взгляд. Высвободившись из объятий матери, Мулан подошла к нему. И снова её сердце тревожно затрепетало. Она сотни раз готовила речь для него, но теперь слова не шли.

– Простите меня, отец, я украла вашего коня, я украла ваши доспехи… Я украла ваш меч. – Последнее слово застряло в горле. Прервавшись, она собралась с духом, словно перед боем, и продолжала: – И я потеряла его… ваш меч потерян. Я знаю теперь, как много значил для вас этот меч.

В окутавшем их молчании Мулан не сводила глаз с отца, отчаянно ожидая его ответа. Когда он заговорил, голос его дрожал от сдерживаемого чувства.

– Больше всего для меня значит моя дочь, – сказал он, и на его щёки пролились слёзы. – И это я должен принести извинения. В глупой моей гордыне я отослал тебя прочь.

Мулан затрясла головой, но Джоу жестом остановил её. Он оглядел её, примечая и её воинское одеяние, и манеру держать себя, явную даже в момент душевного смятения. Он медленно кивнул, признавая то, кем она была и кем она стала.

– Воин всегда узнает другого воина, – сказал он, и голос его исполнился гордости. – Ты всегда была передо мной, но теперь я вижу тебя в первый раз. – Протянув руки, он обнял её. Мулан обмякла, чувствуя, что наконец обрела покой.

Так они и стояли, а матушка, издав радостный возглас, бросилась благодарить предков. Взглянув в сторону святилища, Мулан улыбнулась стоящей там статуе Феникса со склонённой головой и скособоченным крылом.

Очарование минуты нарушил громкий гнусавый и неприятный голос. Обернувшись, Мулан увидела, что к ней поспешает сваха.

– Да теперь во всём царстве не найдётся мужчины, готового взять Мулан в жёны, – презрительно фыркнула она.

Мулан собралась дать ей отпор, но тут отец шагнул вперёд. Он покачал головой.

– Во всём царстве не найдётся мужчины, достойного Мулан, – сказал он.

А затем повернулся к свахе спиной и повёл Мулан к матушке и сестре в святилище. Протянув руку, Мулан поправила сдвинутую набок голову Феникс-птицы.

– Спасибо тебе, – шепнула она. – Спасибо, что присмотрела за мной. Спасибо за всё.

Неожиданно воздух загудел от топота копыт. В следующее мгновение императорское знамя взмыло по ветру, и императорская стража влетела на полном скаку во двор. Селяне так и ахнули, увидев, кто эти люди. За последние века императорская стража ни разу не почтила деревеньку своим присутствием – до этого дня.