Рубиновое наследство - Марина Серова

Сашка выбежал мне навстречу, но не успел преодолеть и полпути, ведь его заметил Пряник. Секунда – и оба оказались в снегу под радостные вопли друг друга. Диана коротко вскрикнула и тут же кинулась к детям. Конечно, Пряня был еще щенком, но щенком одной из крупнейших на свете пород. Мне было тяжело даже просто брать пса на руки, а Ладина сестра спихнула его одним легким движением.

– Дорогая, не бойся! Пряник никогда не кусается.

– Он больше похож размерами на пряничный домик. К тому же он весь слюнявый.

Я стряхивала с мелких снег (проще было бы перевернуть обоих вверх ногами и хорошенько встряхнуть, но мне такого точно не простят), когда заметила, как обе женщины уходят внутрь дома. Лада уже успела приготовить гору подарков, потому оставалось самое сложное: спланировать их доставку в дом получателей, так чтобы Саша не заметил сюрприз раньше времени.

– Аня, помоги своему старику.

– Опять ты моего любимого папу обзываешь. – Никак его не отучу от этого дурацкого прозвища, которое он сам себе придумал. Даже совместная работа с Ладой в этот раз не помогла. Изначально папа хотел, чтобы я ему просто лестницу подержала, но раз уж он у нас такой древний, то пусть стоит и смотрит, как я сама все развешиваю. А заодно и беру на себя дизайнерские решения. Потому что главный по елке не тот, кто гирлянды из коробок достает, а кто их на ветках развешивает. По-другому разместить зараз и игрушки в виде карамельных тростей, и мигающие звездочки у меня еще ни разу не получилось. Всем, видите ли, нужна эстетика.

Сашка тем временем украшал те ветки, до которых мог дотянуться, потому низ дерева быстро начал провисать сильнее остальных ее частей.

– Это мы оставим для дома. Не оставлять же его лысым, когда елка такая красивая получилась. – Пара коробок была спасена от разорения. Но папа еще не знает, что одну из них я украду в свою комнату.

На улице пахло морозом и хвоей. За забором фонари освещали протоптанные дорожки. У соседей дворы еще оставались пустыми, декор массово начнет появляться только через неделю. А сейчас были видны лишь очертания случайных прохожих, возвращающихся по домам, и тонких плодовых деревьев, еще недавно скрипящих под натиском ветра. К вечеру мороз немного спал, но руки в перчатках еще покалывало.

– Саш, пошли внутрь! Вижу, что нос красный!

– Тебе кажется.

Все может быть, в очередном сугробе, где мало́й оказался, было тяжело что-то разглядеть.

– Слушай, что Аня говорит. Ты же не хочешь Новый год с температурой встречать? – Диана с Ладой теперь разматывали провода. Раздалось недовольное всхлипывание, грозившееся прямо сейчас перерасти в плач.

– Давайте уговор. Мы сначала повесим верхушку, а потом все вместе пойдем греться.

Мальчик продолжил шумно сопеть, но быстро отвлекся на заскучавшего Пряника. Я спрыгнула с лестницы, жестом уступив место Ладе. Она сначала пыталась отказаться. Когда-нибудь мы устроим соревнование, кто из нас двоих более вежливый, и создадим вечный двигатель. Ситуацию спасла Диана, просто пихнувшая сестру вперед. Не знаю, как у папы получалось балансировать со своей возлюбленной на одной ступеньке. Вглядываться я не стала из вежливости. Они как дети малые до сих пор стесняются обниматься на глазах у окружающих.

К моим ногам упало пятно нежно-голубого света. Звезда, которой венчают верхушку елки в моей семье уже больше двадцати лет, вновь оказалась на законном месте. Хрупкое стекло до сих пор не приобрело ни царапинки на полупрозрачной поверхности. Я не могла не улыбнуться. Раньше папа каждый год проделывал этот ритуал вместе с мамой.

Размышления прервал попавший в лицо ком снега, ведь кто-то с тяжелыми лапами решил поохотиться на игру света. Теперь точно домой, иначе я не разлеплю ресницы.

Одно из новых правил в семье – убирай все мягкое и пушистое как можно выше и дальше, иначе оно пропитается слюнями и попросту умрет. И не смотри в эти огромные, тоскливые глаза, из Пряника растет отличный манипулятор. Впрочем, очень скоро его перестал интересовать помпон на моей шапке, ведь старшие направились на кухню.

Папа часто говорил, что не умеет готовить, ведь ему просто не хватало времени, чтобы научиться сложным рецептам. Может, какие-нибудь торты ему и правда были не под силу, зато он варил самый лучший на свете горячий шоколад. Густой, не слишком сладкий и обязательно налитый в самые красивые кружки, что у нас были. В пять лет я считала таковой свою чашку с пингвином. Через десять лет он стал для меня самым небрежно нарисованным существом на свете, но папа до сих пор хранит эту вещь и пьет из нее сам. Даже несмотря на то, что в подростковые годы я отворачивала эту нелепую птицу каждый раз, когда видела. Как оказалось, бабушка поправляла ее назад, чтобы папа не расстраивался. Теперь я занималась тем же самым.

– Дорогая, ты очень красивая. – На светлых ресницах Лады застыли снежинки, из-за чего казалось, что они парят в паре сантиметров над лицом, тая от близкого тепла.

Я незаметно выскользнула из кухни наверх, в свою комнату. Никто так и не понял, зачем я заняла мансарду, если на «нормальных» этажах еще оставалось свободное место, но для меня не было места комфортнее. В любое другое время года можно часами слушать, как барабанит по крыше дождь. К тому же пространство было впечатляюще огромным, даже Пряника можно было спокойно перепрыгивать, когда он дремал на полу по диагонали всего ковра. Папа теперь дарил мне все, где только были изображены сенбернары, поэтому на крышке ноутбука оказалась целая стая наклеек с ними.

«У рыжих людей заметные волосы и незаметные ресницы». Какая это страница? Пятьдесят третья? Надо будет навести порядок в этом документе: «Интересные детали во внешности людей». И во всех остальных тоже. От чего их станет только в два раза больше. По крайней мере, я знаю, чем заняться на новогодних каникулах. Помимо подработки копирайтером, которую мне помогла найти Лада.

– Солнышко, тебя все потеряли. – Папа завернул меня в плед, и теперь я была больше похожа на кокон, которому тяжело быстро щелкать по клавишам.

– Меня не было всего минуту.

Или нет. Быстрый взгляд на часы указал на мою