Ключ - Кэтрин Хьюз

– Что ж, хорошо, дам ей пять минут, – раздраженно бросил он.

Женщина сидела в кабинете спиной к двери, но, услышав, как он вошел, быстро поднялась.

– Чем могу помочь? – безо всяких приветствий спросил он, метнув перчатки на стол.

Она держала у носа платок, который заглушал ее речь.

– Прошу прощения за то, что без предупреждения. Я просто не знала, что еще делать.

На плечах ее синего пальто дрожали капли дождя, а шелковый шейный платок вымок насквозь. Глаза она прятала под темными очками с блестящей оправой, что было очень странно – солнце не показывалось уже несколько дней. Трясущимися руками она сняла очки. У нее были голубые глаза, которые сейчас – покрасневшие и опухшие – больше напоминали узкие щелочки. В остальном лицо было очень привлекательно.

Доктор Лэмборн пожалел, что был резок с молодой женщиной, которая была явно расстроена. Он показал на кресло у камина.

– Пожалуйста, проходите, садитесь. Огонь почти потух, но несколько угольков еще тлеют.

Она подула в ладошки, чтобы немного согреться.

– Пожалуй, подложу еще угля, – решил доктор, протянув руку к ящику.

Шмыгнув носом, она кивнула и поблагодарила его. Развязала платок, повесила его на решетку и провела руками по светлым волосам, расправляя кудри. Доктор Лэмборн сел рядом с ней. Он изменил свое первоначальное отношение к ней, и теперь его охватил интерес: зачем эта красивая, насквозь вымокшая девушка настоятельно просила ее принять?

– Скажите, пожалуйста, как вас зовут?

Она подняла подбородок и слегка нахмурилась, словно ей задали трудный вопрос.

– Меня зовут Керри. Керри Салливан.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем доктор снова обрел дар речи. Со слов Эми ее мачеха представлялась совершенно в другом свете. Но эта женщина не имела ничего общего с тем образом, который он нарисовал себе с ее нелестного, злобного описания.

– Вы мачеха Эми, правильно? – уточнил он.

Она кивнула.

– Питер Салливан – мой муж. Вернее, был моим мужем.

Она сжала пальцы в кулак и засунула его в рот, впившись в него зубами.

– Был вашим мужем?

Она порывисто вдохнула, и глаза ее наполнились слезами.

– У него случился сердечный приступ, – перешла она на шепот и стала теребить платок. – Он умер.

Проявляя естественное сочувствие, доктор наклонился к ней и положил руку на запястье.

– Примите мои соболезнования.

– Спасибо, доктор, – попыталась улыбнуться она. – Вы сможете поставить в известность Эми? Я бы и сама это сделала, но все немного… ну…

– Да, конечно, понимаю. Я сообщу ей сам. – Он запнулся, не зная, что сказать дальше. – Я написал вашему мужу письмо неделю назад, рассказал о том, какой у Эми прогресс, и предположил, что, возможно, для нее пришло время вернуться домой.

Доктор заметил панику в глазах Керри и жестом руки успокоил ее.

– Понимаю, что в данной ситуации все очень сильно осложняется. Я не хочу добавлять вам волнений. Вам и так хватает сейчас трудностей.

Их беседу прервал робкий стук в дверь.

– Войдите, – сказал доктор.

Сестра Кросби переступила порог кабинета, согнувшись под весом ребенка у нее на руках.

– Прошу прощения, доктор, но она начала капризничать. Мне кажется, она голодна.

Лицо Керри преобразилось, когда она услышала голос дочки и взяла ее на руки. Доктор Лэмборн заглянул в наморщенное лицо малышки. У нее были длинные ресницы и карие глаза. Он почувствовал, как к горлу подступил ком.

– Она… красавица, – выдавил из себя он.

Керри качала дочку и улыбалась ей в ответ.

– Пожалуйста, доктор, – умоляюще посмотрела она на него. – Не подпускайте эту маньячку к моей дочери.

Он закрыл глаза и представил, как Эми входит в воду с этой беспомощной малюткой. Ответственность за безопасность Керри и ее ребенка тяжелым грузом сдавила ему грудь. Несомненно, Эми демонстрировала значительный прогресс под его наблюдением, но совершенно непонятно, как повлияет на нее новость о смерти отца.

Он взял малышку за маленькую ручку.

– Постарайтесь не волноваться, миссис Салливан. Эми здесь для того, чтобы поправиться. И даю вам слово, что она никуда не выйдет, пока этого не случится.

Эми шла за гробом отца под звуки похоронного марша Шопена, от которых ее переполняло чувством обреченности. Мужчины, несшие перед ней гроб, шли шаг в шаг. Она повисла на руке доктора Лэмборна, который сопроводил ее в церковь и усадил на скамью. Сев рядом, он посмотрел на нее и натянуто улыбнулся. Холод каменного пола сковывал ей ноги, и его близость была очень кстати. Ее трясло с головы до пят, и стук зубов громко отдавался в голове. Через витражи внутрь проникло солнце, и деревянный гроб заиграл цветами, как калейдоскоп. Через проход сидела ее мачеха. Она опустила голову почти до колен и покачивалась. Лицо ее было покрыто тонкой черной вуалью.

Доктор Лэмборн тронул Эми за колено.

– Как вы, держитесь? – прошептал он.

Она покачала головой и уткнулась в книгу с текстами религиозных гимнов. От желтых страниц пахло плесенью, а тонкая бумага, казалось, вот-вот рассыплется от старости.

– «Пребудь со мной», – прочитала она. – Это любимый гимн моей мамы.

– Очень к месту, – кивнул доктор Лэмборн. – Добрый жест со стороны Керри, не находите?

Эми раздраженно выдохнула.

– Я никогда не приму ее, так что даже не пытайтесь. Это она виновата в том, что отец умер.

Доктор запрокинул голову и сосчитал про себя до десяти.

– Не сейчас, Эми, пожалуйста…

Священник обратился к тем немногим, кто собрался в церкви:

– Возлюбленные братья и сестры…

Эми закрыла глаза, желая только одного – чтобы все поскорее закончилось.

У нее получилось держать себя в руках большую часть службы. Только когда упомянули ее мать, изо рта вырвался громкий всхлип, который эхом прокатился по храму. Несколько человек бросили на нее жалостливые взгляды – для них она была сумасшедшей дочерью покойного, которую выпустили побыть на похоронах отца под строгим надзором психиатра.

А потом они стояли у пустой могилы и смотрели, как в свете яркого солнца ее любимого отца опускают в землю, а мачеха мило плачет в цветастый платочек. Это конец. Эми ощущала полную безысходность и отчаяние. Доктор Лэмборн стоял рядом, опустив голову и соединив руки за спиной. А вокруг повсюду чувствовалось наступление весны. Подснежники начали увядать, а крокусы и нарциссы цвели буйным цветом между надгробий. Все были настолько погружены в собственную скорбь, что Эми стала раздумывать, не убежать ли ей. Она точно знала, от чего, но куда – было совершенно непонятно.