Ключ - Кэтрин Хьюз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он… этот самый… – тихо произнес он.
– Этот самый кто? – недоумевала Эллен.
– Ну, этот… гомосексуалист, – заломив кисть, проговорил Дуги, причем последнее слово он произнес одними губами.
– Но ты сказал, его привезла жена?
– Да, они женаты пять лет. Он ее очень любит, и по ее глазам видно, что и она его тоже. У них взаимная нежная любовь.
– Я не понимаю, Дуги. Почему он в Эмбергейте?
– Его направил сюда доктор. Он считает, что ему нужна терапия.
– Терапия? А это вообще возможно? Ну, то есть он же не болен.
Дуги пожал плечами.
– Посмотрим. Курс терапии по выработке отвращения к мужчинам начался сегодня. Ему показывали картинки голых мужчин и давали разряд тока.
Эллен грохнула стакан на стол.
– Боже. Бедняга. Это какое-то варварство, честное слово.
– Согласен, это ужасно, но он так сильно любит жену, что согласен пройти через это ради нее. При этом они даже не узаконивали свой брак.
Эллен покраснела и начала теребить бусы. Дуги не мог не заметить ее состояния.
– Красивые, – похвалил он, меняя тему.
– Это мне мама на день рождения прислала. Они недорогие, но я знаю, что ей пришлось месяцами копить на них, поэтому для меня они особенные.
– Как здорово! Когда у тебя был день рождения?
– В прошлом месяце.
– О! – воскликнул Дуги. – Надо было сказать!
– Я только что это сделала.
– Надо было сказать раньше. – Он встал и протянул ей руку. – Пойдем.
Они сели рядом на парапет, наслаждаясь запахом теплого уксуса и свежей газеты. Эллен развернула свою картошку. От аромата текли слюнки.
– Спасибо за это все, Дуги.
– Здесь, конечно, не отель «Мидлэнд», – он кивнул в сторону деревянной избушки, где только что купил картошку.
– Я знаю, но очень приятно для разнообразия сделать что-то нормальное. Так просто забыть, что за стенами больницы – огромный мир, – сказала Эллен, отправляя в рот горячий кусок картошки. Оранжевый свет уличного фонаря освещал лужи, появившиеся после недавнего дождя.
К ним подошла облезлая собака и села напротив. Склонив морду набок, она стала пристально следить за руками Эллен. Та как раз запустила их в мешок с картошкой и достала следующий ломтик.
– Посмотри на него, пес совсем оголодал.
– Да, бедная дворняга. – Дуги бросил ему кусочек картошки. – У него ребра можно пересчитать.
Пес проглотил кусок, даже не заметив, и принял исходное положение.
– Ему и на зуб не попало, смотри. Он даже вкуса не понял.
Эллен облизала масляные пальцы и сложила газету.
– Спасибо тебе еще раз, Дуги. Это был лучший обед в мой день рождения.
Он задумчиво смотрел в одну точку, и на лице у него застыло мечтательное выражение.
– Дуги, я сказала спасибо.
От неожиданности он вздрогнул.
– Прости. Я просто думал про Брайана и его жену. То, на что он готов пойти, чтобы сделать ее счастливой, – это настоящая любовь, без сомнений. Но знаешь, что самое печальное в этой истории? – повернулся он к ней.
Эллен покачала головой.
– Она уже счастлива. Она любит его таким, какой он есть. – Дуги натянуто улыбнулся. – Хочешь пройтись? – Он спрыгнул с парапета и встал перед ней. – Пойдем.
Он взял Эллен за талию и помог ей спрыгнуть на землю. Оставив одну руку у нее на бедре, он посмотрел ей в лицо и погладил ее по щеке. Эллен замерла. Не встретив сопротивления, Дуги осмелел и притянул ее к себе. Она почувствовала его руки у себя в волосах и закрыла глаза, ожидая, когда его губы мягко коснутся ее. Когда это случилось, она легко выдохнула, открыла глаза и улыбнулась ему.
– Ты не представляешь, как давно мне хотелось сделать это, – признался он, чуть отстранившись.
Сердце у Эллен билось так сильно, что она была уверена – Дуги слышит его удары.
– И ты не нашел лучшего момента, чем когда от меня будет вонять чипсами.
– А что в этом такого?
Он склонился к ней и снова ее поцеловал – на этот раз глубже. Она отступила назад, к стене, а он покрывал ее лицо теплыми поцелуями. Голодный пес оказался совершенно забытым и издал пронзительный писк, напугавший обоих.
– Черт возьми! – воскликнул Дуги. – Значит, вот как ты благодаришь! – Он наклонился и потрепал собаку по голове. – Подожди секунду, – попросил он Эллен.
Нырнув в избушку, он вернулся с дымящимся кульком и положил на парапет. Развернув упаковку с сосиской, начал раздирать ее пальцами, рискуя обжечь руки, и начал дуть на них, пока от мяса не перестал идти пар.
– Что ты делаешь?
– Не хочу, чтобы пес обжег себе пасть, – искренне удивившись непониманию Эллен, ответил он.
Как только Дуги положил упаковку на землю, собака с удовольствием начала есть.
– Это лучшее вложение трех пенсов за всю мою жизнь, – объявил Дуги, обнимая Эллен за плечи.
Она склонила к нему голову.
– Ты такой добрый, Дуглас Лионс.
– Можешь даже не сомневаться! – сказал он, целуя ее волосы.
Следующая разборка произошла в комнате отдыха. Стулья в ней не были закреплены за пациентами, но у каждого был свой, любимый, и горе тому, кто отваживался на него сесть.
– Белинда, извини, но ты сидишь на моем стуле, – вежливо обратилась к ней Эми и даже мило улыбнулась.
Белинда не удостоила ее и взглядом.
– Отвали, корова наглая.
Никто не смог бы упрекнуть Эми в том, что она не пыталась проявить вежливость. Когда это не сработало, она почти обрадовалась, что Белинда среагировала именно так, тем самым развязывая ей руки. Она накинулась на нее из-за спины, одной рукой захватив за шею, а второй – за волосы. Одним быстрым движением она подняла ее со стула и бросила на пол.
Белинда ударилась о стол, с которого полетели на пол фарфоровые чашки, а остатки чая мигом впитались в ковер. Словно бешеный пес, она сидела на полу и рычала, а потом встала и бросилась на Эми. В этот самый момент в дверях возникла сестра Аткинс.
– Господи помилуй! Да у вас тут Дикий Запад какой-то, я, пожалуй, закажу распашные двери, чтобы все было, как в салуне. – Она оттащила Белинду от Эми и ударила ее по затылку. – Я не хочу знать, кто что сделал и кто первый начал. Вы обе хороши! – повернулась к Эми и дала затрещину и ей. – Чтобы ты не думала, что у меня есть любимчики. А теперь быстро все это убрали, – показала она на разбитую посуду.
Белинда и Эми сели на корточки и стали тихо собирать осколки фарфора и складывать на поднос. Сидящие рядом Перл и Куини завороженно смотрели на них.