Вторая жена - Луиза Мэй
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей приходится распороть стежки, чтобы узнать секрет.
Паспорта – два паспорта. Один на имя Каролины, второй – для Матиаса. Выданы в одно и то же время, за несколько недель до исчезновения Каролины.
Сандрина сидит на полу среди стопок ткани с двумя маленькими книжицами в руках. У нее самой такого паспорта нет, она никогда никуда не ездила. Паспорта новенькие, какие-то негибкие, она с трудом смогла их пролистать. На фото Матиас еще совсем маленький, а его мать очень серьезная; две пары черных глаз не мигая смотрят прямо на нее.
Она не знает, как поступить с этими двумя паспортами, постепенно теплеющими в ее руках. Осторожно приподнимается и бросает взгляд в мансардное окошко. Полицейская машина все еще там. Сандрина оглядывает комнату. Это владения Каролины, здесь ее полки, ее коробки, все чисто, все в порядке, но теперь, когда в ее руках паспорта, она понимает, что эта комната полна тайн. Каролина что-то прятала. Каролина что-то скрывала… Она вспомнила жест Каролины – как та распахнула шкафчик под раковиной и достала оттуда полотенце. Нет, она точно что-то скрывает.
На улице слышится шум мотора. Сандрина снова выглядывает в окно и видит, что полицейской машины уже нет. Однако Сандрина не чувствует облегчения; паспорта в ее руке весят целую тонну – что с ними делать, как ей быть, чтобы не случилось еще одно светопреставление?
Снова раздается шум мотора: это он. Должно быть, дожидался отъезда полицейской, может быть, на аллее у футбольного поля неподалеку от въезда в поселок; он приехал слишком быстро, чтобы списать это на совпадение.
Сандрина растерянно оглядывается, колеблется, мнется, наконец заворачивает паспорта в желтый флис и убирает обратно в корзину. Если он сам докопает до паспортов, скажет, что корзину она не разбирала и ничего не видела. Хватает первую попавшуюся стопку и кладет ее на сверток, потом застывает, прислушиваясь.
Он ставит машину, и проходит чуть больше времени, чем требуется, прежде чем гремят ключи в замке. Ее муж со вздохом наклоняется и снимает обувь; шаги на ступеньках чуть тяжелее, чуть громче.
Приостанавливается в коридоре, чтобы распахнуть дверь в комнату Матиаса, идет дальше и обнаруживает ее в комнате Каролины. Глаза красные, изо рта противно воняет. Он напился.
– Ты что тут забыла? – спрашивает с вызовом и упреком.
Сандрина не знает, что сделала плохого; он же сам настаивал, чтобы она шила, вязала, наводила порядок, да еще вдобавок ко всему уволилась с работы; ему должно понравиться, что она тут занялась тряпками, но нет, он на грани ярости. И она опять говорит себе: «Не сегодня, моя крошка; и нужно дышать ровно, чтобы не дать ему заподозрить, что что-то не так, что я нашла тайник, что Каролина лжет, что Каролина его обманывала».
Она говорит:
– Видишь? Достала отрезы, подумала, может, сшить новые шторы в гостиную, и посмотрела, есть ли что-то подходящее.
Это ее коронный прием: он любит, чтобы все было по полочкам, все на своих местах, это снижает его тревожность и стыкуется с его планами, в которые входит, что Сандрина должна быть при нем, чуткая, заботливая.
Он говорит:
– Мм… ну-у ланно… рас так.
Ее муж в самом деле пьян, она еще не видела его таким, нет, никогда не видела. Он любит все контролировать и не выносит расхлябанности в хлам пьяного человека.
Сандрина спрашивает себя, почему он так напился, а вслух говорит лишь:
– Я приберусь тут и приду.
Он уходит. Сандрина думает: он вел машину пьяный, а ведь уже неделю у его дома дежурит полиция. Чего он добивается? Может быть, ищет возможности поступать так, как хочется ему самому? На него первая жена свалилась как гром среди ясного неба, а раньше он страдал от вторжения в его жизнь Анн-Мари и Патриса. Жена вернулась из небытия, и он не может ничего сделать… Не исключено, что на его месте Сандрина тоже запила бы.
Она проверяет, насколько надежно укрыт желтый флисовый сверток, наводит в комнате порядок и идет в спальню. Ее муж храпит в трусах и носках, его одежда валяется у кровати.
Сандрина подбирает и складывает вещи, ложится. Он не шевелится. Она засыпает.
Посреди ночи он пробуждается, включает свет, идет в ванную и пьет из-под крана шумно, как мучимый жаждой зверь.
Сандрина не открывает глаз – докторша сказала: прислушивайтесь к своему телу, а ее тело хочет спать.
Она натягивает одеяло на лицо, чувствуя себя примерной ученицей, хорошо усвоившей урок.
10
Как ни странно, эта суббота похожа на предыдущую; подъем, пока муж спит – завтрак вдвоем с Матиасом, дрожащим от нетерпения. Мальчик спрашивает:
– Сегодня я опять поеду с мамой к бабуле-дедуле?
Сандрина говорит:
– Я не знаю Матиас, это зависит от твоего отца.
Ребенок замыкается; Сандрине очень хочется утешить его, но она удерживает себя. Не ей решать, а его отец в последние дни на таком пределе и до того потерянный, что она боится разочаровать малыша. Она предлагает ему испечь печенье, ведь гости приедут к ним на кофе.
Сандрина не дает Матиасу смешивать ингредиенты его отец не выносит, когда сын возится у плиты, – но она доверяет мальчику нож с закругленным лезвием, чтобы вырезать фигурные кусочки из раскатанного теста. Работать ножом – это другое дело, это можно, это по-мужски.
Печенье уже в духовке, когда отец Матиаса тяжело спускается со второго этажа. Он принял душ и оделся, у него покрасневшие глаза, но это видит только она и только потому, что знает его наизусть; для любого другого он выглядит как всегда.
Он требует аспирина и воды, спрашивает Матиаса, который предусмотрительно достал свои школьные тетради, сделал ли тот уроки, и мальчик утвердительно кивает. Кивает и ждет. Одним вопросом отец никогда не ограничивается – у него в запасе всегда целая куча быстрых и конкретных вопросов. Одно время Сандрина думала, что отец Матиаса совсем не интересуется школьными делами, но она ошибалась –