Брудершафт с терминатором - Татьяна Полякова

— Козлят смотреть? — насмешливо поинтересовалсяАлексей.

— Вы бы прогулялись немного, — виновато заметилаЕкатерина Ивановна. — Или устали? Целый день на огороде. Отдохните. Вон кречке бы сходили…

— Прогуляемся? — поднялся Алексей, обращаясь комне.

— Вообще-то я… Хорошо, — кивнула я и первойнаправилась к калитке. Мне вдруг пришло в голову, что он хочет со мнойпоговорить.

Я шла по тропинке, спускаясь к реке, он шел следом, молчал.И я, не выдержав, спросила:

— Ты хотел мне что-то сказать? Он не ответил. Янамеревалась повторить вопрос, но слова застыли на губах. Теперь мы шли вдольреки, и я боялась повернуть голову, чувствуя его за спиной, нас разделял шаг,может, два. Мне стало трудно дышать и сделалось страшно, казалось, еще шаг, ислучится что-то непоправимое.

Тропинка петляла вдоль берега, надо было остановиться илиповернуть, но сил на это не было, и я шла и шла вперед, надеясь, что из-заближайших деревьев вдруг покажутся люди и все это само собой прекратится.

— Подожди, — вдруг сказал он, я резко повернуласьи увидела его совсем рядом, он схватил меня за локти и притянул к себе.

Я зажмурилась, хотела закричать, не от страха — от отчаяния,что не могу справиться с собой. Мне хотелось ударить его, сказать, что я егоненавижу. Так оно и было, я ненавидела его в ту минуту и вместе с тем… Я исамой себе не хотела признаться в том, что на самом деле происходит со мной.«Это безумие», — в отчаянии подумала я, но через несколько минут ничегоуже не имело значения.

Когда мы вернулись в дом, Сашка уже спала, и я мысленноперекрестилась — не знаю, как бы я смогла смотреть в глаза своему ребенку.Екатерина Ивановна позвала нас пить чай, Алексей отказался. За последние двачаса мы не сказали друг другу ни слова. «Мне надо уезжать отсюда, — думалая. — Я не должна оставаться здесь… Куда уезжать? Да все равно. Денег накарточке хватит, чтобы добраться, к примеру, до Сибири и прожить там месяц. Заэто время весь этот кошмар должен кончиться… А если нет?» Я гнала мысли о муже,но они настойчиво возвращались. Меня ждали в банке. Узнать, где лежат деньги,эти люди могли только от Анатолия. Впрочем, не только. Допустим, у них хорошие связи.Они проверили банки и узнали, в каком из них я арендую ячейку. Почему нет? Имой муж совершенно ни при чем… Я позвонила ему и едва не угодила в ловушку… Еготелефон прослушивали, и похитители оказались гораздо расторопнее, чем он.Анатолий не позволил мне обратиться в милицию… Это же вполне понятно — онбоялся за Сашку, ему пригрозили, что пострадает ребенок. Он сказал, что Олегумер в результате травмы, то есть это я убила его табуреткой, и поэтомунастоятельно советовал забыть не только самого Олега и дом, где меня держали,но и все с этим связанное. Мой муж хотел меня защитить. Однако на самом делеОлега застрелили. И не обратить на это внимание охрана мужа не могла, ведь онипрофессионалы. Вдруг по какой-то причине они не сообщили об этом мужу или Анатолийсомневался в правдивости моих слов и считал, что я как-то раздобыла оружие иубила парня.

Каждый из этих фактов в отдельности я более-менее моглаобъяснить, но вместе они являли собой пугающую картину. Неужели мой муж… «Несмей, ты предала его, ты ему изменила, ты изменила ему с человеком, которого нелюбишь, которого боишься, презираешь, считаешь едва ли не животным, а теперьищешь себе оправдания. Какая ты дрянь, — мысленно выговаривала я себе, вотчаянии качая головой. Я сцепила зубы и уставилась в окно. — Бежать,бежать, — настойчиво билось в моем мозгу. — Все равно куда, лишь бы…»

— Пойду прилягу, — сказала Екатерина Ивановна, и явздрогнула от неожиданности.

— Да-да, конечно. Спокойной ночи.

Очень хотелось спать, но я боялась идти к себе, бояласьвстретиться с ним, сидела и таращилась в окно, пока он не появился на кухне.Прошел, выпил воды и взглянул на меня с усмешкой:

— На боевом посту? — Что?

— Вчера ты сидела в кресле, а сегодня…

Я резко поднялась и прошла на террасу, Алексей явилсяследом.

— По-моему, это глупо, — сказал он со своейнеизменной усмешкой. — Смотри на вещи проще. В конце концов, твоему мужувовсе необязательно знать об этом. Он и не узнает, если ты сама не разболтаешь.

— Я тебя ненавижу, — тихо сказала я.

— Я догадываюсь, — серьезно ответил он.

— Ничего подобного. Ты даже представить себе не можешь…

— Да неужто… Думаю, представить не так сложно. Неподхожу я тебе, да? Рожей не вышел, биография тоже подкачала. Надо полагать,Олег в роли спасителя нравился тебе больше. Должно быть, поэтому и схлопоталтабуреткой.

— Замолчи, — попросила я. — Все, что тыговоришь…

— Все, что я говорю… — эхом отозвался он, подходяближе.

— Не смей, — отступая на шаг, сказала я.

— В самом деле? — Он прижал меня к стене, его рукибыли на моем теле, и я испугалась, что все повторится, как там, на реке.

— Убери руки, — сказана я зло, страх придал мнесилы. — Убери руки, — повторила я. Он засмеялся, глядя мне в глаза, ая, должно быть, спятила. — Чтоб ты сдох, подонок, — сказала ятихо. — Чтоб ты сдох. Ненавижу.

Смеяться он перестал, правда, ухмылка все еще держалась наего губах как приклеенная. Он отступил на шаг, на мгновение я решила, что онударит меня, съежилась под его взглядом и закрыла глаза, а когда открыла их, онуже вышел с террасы, хлопнув дверью. Я с облегчением вздохнула и села накровати, прислушиваясь.

Раздались шаги под окнами, он завел машину, звук работающегомотора стал удаляться. Я закусила губы, пытаясь справиться с рыданиями. Онуехал… Куда? Он единственный человек, который мог бы мне помочь, потому чтознает, что происходит. Что я ему наговорила, зачем? Что это изменит? Его вины втом, что произошло, не больше, чем моей. Это я изменила мужу, я… Так с какойстати я пытаюсь все свалить на него?

Я вдруг вспомнила его взгляд и вновь поежилась. Не стоиломне с ним ссориться. Такие, как он, злопамятны. На благородного героя Алексейотнюдь не похож, и, как теперь поступит, известно одному богу.

«А что, если он прямиком отправится к моим врагам? — Ятоскливо огляделась. — Разбудить Сашку и бежать. Куда? Все равно… бежать».Вместо этого я легла и накрылась одеялом с головой, давясь слезами. Мне былострашно оставаться здесь, но покидать дом еще страшнее.