25 часов - Ульяна Алексеевна Захарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что за манеры, Самми? Ты даже не дала представиться своим кузенам, – в его голосе чувствовались нотки притворного недовольства.
– Просто делай свою работу, Фриц.
– Но мне интересно, как зовут моих клиентов! – Капризно возразил кучер.
В этот раз Джеймс хотел вставить своё слово, но Саманта грозно зыркнула на него, и он открыл дверцу брички. Пока Фриц возмущался и спорил с Самантой, Джесс (не без помощи Джеймса) взобралась в карету. Следом за ней туда залез и Уэбстер.
– А что это за молодой человек, рядом с тобой? – сменил тему Фриц. – Это твой кавалер? А он знает, что ты дочь сумасшедшего учёного? Он уже просил у него твоей руки?
Саманта тяжело вздохнула и развела руками. Было понятно, что её порядком достала эта шарманка, да и вообще разговоры с этим человеком.
– Если я скажу тебе их имена, ты уже приступишь к своей работе? – Вмешался я в разговор.
Глаза Фрица блеснули:
– Да. Но я бы хотел знать и твоё имя.
– Хорошо. Это Верджиния и Лука. А меня зовут Моисей.
Фриц не мог поверить в собственное счастье.
– Так ты, Моисей, уже просил руки у её отца?
– Это уже лишние вопросы. Приступай к своей работе.
– Но.
– Быстро! – Скомандовал я, от чего кучер чертыхнулся в сторону.
Тем не менее, мои слова подействовали на него, и он прихлестнул лошадь. Скрипучая бричка тронулась, увозя Джеймса и Джесс в манящую неизвестность. Когда карета пронеслась, напротив моего лица, я словил на себе два грозных взгляда. В этот момент я понял, что случайные имена не мой конёк. Как только карета скрылась за поворотом, Саманта, смеясь, спросила:
– Лука? Моисей? Верджиния?
– Да-да, я уже понял, что я просто профи в придумывании имён.
Она просто давилась смехом. Немного успокоившись, Саманта нашла в себе силы, чтобы сказать:
– Пора в путь, Моисей, – Она снова рассмеялась, как в первый раз. – Святой Лука и Верджиния уже в пути.
– Буду звать тебя Изольдой, если тебе так понравилось.
– Как по мне, так отличный дуэт искателей. Моисей и Изольда.
– Ага, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон.
– Кто-кто?
– Ну, Шерлок Холмс, – сказал я. – Есть целая серия книг про этого детектива.
Саманта потёрла виски:
– Ничего такого раньше не слышала.
– Ой, так он ещё не написан, – наконец-то осенило меня. – Извини, я ещё не совсем привык к тому, что мы из разных веков.
– Ничего страшного, – улыбнулась она. – Интересные книги?
– Очень! Так по ним сняли столько фильмов и сериалов.
– Чего-чего?
– Ой, не бери в голову. Хочешь, я дам тебе почитать эти книги?
– Конечно! Ты ещё и спрашиваешь. Теперь мне очень хочется узнать всё про этого Шерлока.
Мы шли в направлении, противоположном тому, куда Фриц увёз сеструи Джеймса. Саманта расспрашивала меня обо всём на свете. О том, будут ли в будущем девушек, которые смыслят в науках считать странными и о том, какие я ещё читал книги. Её интересовало абсолютно всё. И, разумеется, она хотела знать, что за чудо имеется у каждого человека в будущем:
– Так что такое теплофон?
Я накрыл лицо руками и слегка засмеялся:
– Телефон, Самми, не теплофон. Мистер Смит неправильно нас понял.
– Самми? Почему ты так назвал меня?
– Этот идиот, Фриц, назвал тебя так. И я подумал, что это звучит очень мило, – (Боже мой, зачем я это ляпнул?). – Но, если тебе не нравится, я могу не называть тебя так.
– Нет. Пусть будет так, – она немного помолчала, а затем вновь сменила тему. – Значит, телефон. Это правда, что ему можно задать любой вопрос, и он ответит?
– Да. Но телефоны, в основном, нужны для того, чтобы общаться с другими людьми на расстоянии. Например, если ты здесь, а я, скажем, у той часовой башни.
– Здорово. А что он может ещё?
– Ну, он может сделать фотографию, – Саманта выжидающе смотрела на меня. – Только не говори, что ты не знаешь, что это такое.
– Не знаю. И вообще, тебе не отвертеться от меня, Моисей, или как там тебя. Ах, да, Хьюберт Фостер. Раз уж начал рассказывать, то давай объясняй.
– Но ведь у твоего отца есть твоя фотография!
– Портрет?
– Да-да, портрет.
Саманта широко раскрыла глаза.
– Так телефон умеет рисовать портреты?
В этот момент мне резко захотелось удариться головой обо что-нибудь тяжёлое. Говорила мне мама, чтобы я учил историю. Выходит, это была вовсе не фотография, а чёртов чёрно-белый портрет, нарисованный простыми красками.
– Я совершенно потерялся во временных рамках, – объяснил я. – Это будет очень трудно объяснить. Но обещаю, я сделаю твою фотографию. И не одну.
– Хорошо, – она хихикнула. – Ты выглядишь забавно, когда задумываешься.
Мне хотелось сказать ей, что она всегда выглядит просто прекрасно, но я сделал вид, что пропустил мимо ушей её реплику.
– А почему портрет чёрно-белый? Разве их не рисуют цветными?
– О, просто этот мастер всегда рисует лишь в чёрно-белой палитре. Но я не думаю, что это минус, поскольку портреты выходят очень реалистичными.
– Да уж, это я заметил.
Пройдя несколько минут в полной тишине, я наконец не выдержал и спросил:
– Как ты познакомилась с Фрицем?
– Разве это важно?
– Мне просто интересно, – отвертелся я. – Да и вообще, я ведь отвечал на твои вопросы.
– На самом деле, – начала она. – Это произошло совершенно случайно. Я шла к мистеру Фленку, помощнику отца, чтобы передать ему кое-какую информацию, и тут из-за поворота вылетел он со своей каретой. Представляешь, его лошадь чуть не затоптала меня. Я решила вправить ему мозги и объяснить, что по этой улице запрещено проезжать на каретах, и это было моей главной ошибкой.
– О-нет.
– О-да. И тут я познала все прелести, – она сделала воздушные кавычки. – Общения с Фрицем. Каким-то волшебным образом он разузнал, где я живу и заявился к нам на чай без приглашения. Тогда на его удочку попался и отец. А теперь, как видишь, он готов всему миру поведать о том, что я – дочь безумного учёного.
Я почесал затылок:
– А у него всё в порядке с головой? В плане, он обращался в лазарет? Может быть у него серьёзное заболевание.
– Ага, называется синдром сарафанного радио.
Выйдя на пустырь, я заметил, что вдалеке виднелась та самая чёрная мельница.
– Почти пришли, – объявила она.
– Вижу.
Миновав, заросшее травой поле, мы оказались у нашей цели.
– Ни души, – прошептала Саманта.
– Это хорошо, – тоже шёпотом, ответил я. – Значит, нам никто не помешает. А почему мы говорим шёпотом?