Любовь горца - Керриган Берн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был Джани, всегда находившийся рядом с ним и видевший его много раз в облике Демона-горца. Этот нежный мальчик бесчисленное количество раз стирал с его униформы кровь его соплеменников. Неужели он тянул время, ожидая, когда Лиам почувствует себя не только в безопасности рядом с ним, но и привяжется к нему, чтобы отомстить так, как он того заслуживает?
Потом… его собственный сын. Его наследник. Хотя Эндрю был слабее его, но он становится мужчиной. Эндрю – крепыш, но достаточно ли он силен? Возможно, ненависть придала ему силы, чтобы столкнуть бочку. Может быть, он не стал ждать того времени, когда сумеет посмотреть прямо в глаза отцу и бросить ему вызов, а воспользовался хитростью и умом, а не грубой силой и физической выносливостью.
Эта мысль вонзилась ему в грудь подобно заостренному лезвию топора, и ее давящая сила была такой, что Лиам не мог больше ее выносить. Грудь была не в состоянии дышать. Вина и боль сожаления давили тяжелой мантией, душившей его.
Эта внутренняя борьба помешала Лиаму услышать тихие шаги в мягких туфельках по длинной фиолетовой ковровой дорожке, идущей между рядами сидений. И только боковым зрением он заметил шелестящую золотую юбку.
Он не хотел ее видеть. Она была обольщением и не должна находиться в этом священном месте. Даже просто смотреть на нее значило совершать по меньшей мере дюжину грехов. Как могло случиться, что бог создал это ангельское тело только для совращения?
– Простите, если помешала. – Голос гувернантки наполнил молчание церкви и согрел холодные камни стен своей нежной мелодией. Он напоминал песню серафима. – Признаюсь, я не ожидала вас здесь встретить.
С какой стати Демон-горец пришел в церковь? Здесь ему нет места… Нет ему ни прощения, ни искупления грехов. И это произошло очень давно, он не помнит, когда.
– Я не часто бываю в подобных местах.
Лиам не двигался и не глядел на нее. Он хотел, чтобы она ушла, но еще сильнее хотел, чтобы она осталась.
– Я могу уйти…
– Нет! – Лиам ответил слишком поспешно. – Нет… молитесь, барышня, а я уйду.
Когда он собрался встать, Филомена села. Мягкая золотая ткань ее платья прижалась к грубой ткани его килта. Лиам пристально смотрел на тонкие нитки, выбившиеся из его шерстяной ткани, которые тянулись к ее шелковым юбкам, подчиняясь невидимому влечению. Точно как он сам.
– Вы пришли сюда на исповедь? – неуверенно задала она вопрос.
Звук хриплой усмешки отразился от гладких каменных стен:
– Я не держу священника в Рейвенкрофте.
У него не было желания исповедоваться в грехах перед человеком, которому пришлось бы взять на себя решение, будет он прощен или проклят. Жизнь научила его, что мужчины проходят испытание только битвой, где нет места добру или злу, а есть только сила или слабость. Ему не нужны были священники, он знал, что он собой представляет и куда будет отправлен, когда эта жизнь для него завершится.
– Тогда вы пришли сюда, чтобы быть ближе к Богу?
– Нет, барышня, чтобы быть подальше от моих демонов.
– Вот как.
Они немного посидели в молчании, при этом она разглаживала невидимую складку на юбке, а потом сложила руки на коленях, как примерная прихожанка.
Лиаму пришло в голову, что, возможно, она искала здесь священника.
– Неужели у вас есть грехи, в которых нужно исповедоваться, мисс Локхарт?
Он не знал, католичка она или нет, и вообще знал совсем мало об этой загадочной женщине, что сидела с ним рядом.
– Я прихожу сюда, чтобы молиться о прощении.
– О прощении? – повторил Лиам. – Какие же страшные грехи вы совершили, если нуждаетесь в прощении?
– Может быть, я не столько прошу о прощении, сколько о даровании способности прощать.
Когда Лиам наконец поднял голову, она глядела на него спокойно. В полутемной церкви, освещенной только лучами света, пробивающимися через цветные стекла витражей, она была настоящим воплощением святотатства. Никакой художник не мог бы изобразить подобное ангельское лицо, но ее полные губы внушали мужчинам только самые непристойные мысли, какие только можно вообразить. Тот момент, когда его взгляд упал на ее губы, она опустила голову и отвернулась.
– Не хочу сказать, что я безгрешна, – продолжала она. – Все мы совершали в прошлом поступки, которые потом нас преследуют. Которых мы стыдимся.
«Только некоторые совершают их больше других».
– Верите ли вы, мисс Локхарт, что нам простятся наши грехи? Что мы можем оставить наше прошлое позади?
Филомена покачала головой:
– Мы можем попытаться оставить позади наше прошлое, но я не думаю, что прошлое оставит нас. Оно ведь становится частью нас самих, оно нас формирует и делает такими, какие мы есть. И я не думаю, что кто-то может избежать своей судьбы, мой лэрд.
– Тогда я проклят.
Он поднял глаза на окно и встретил взгляд с витража, который не показался ему теперь сострадательным.
– Почему вы думаете, что прокляты?
Лиама поразило, что он высказал свою мысль вслух. Если бы только она знала! Она бы убежала отсюда, из этого места. От него.
– Вы ведь слышали, как меня называют?
– Да. Вас называют Демоном-горцем.
Когда она произнесла его прозвище своим медовым голосом, оно не показалось ему таким оскорбительным.
– Даже здесь, в моих родных местах, люди думают, что в меня вселился броллахан. Вы в это верите?
Он думал, что такая практичная женщина, как Филомена, будет это отрицать. Поэтому, когда она подняла руку ко лбу и неуверенным движением провела ею до щеки, он был изумлен.
– Сказать по правде, мой лэрд, я сама не знаю, чему теперь верить. Я с трудом верю своим глазам… – Она моргнула, как будто хотела что-то сказать, но передумала. – Вы действительно делали то, о чем они говорят? Выходили на перекресток дорог, чтобы заключить союз с дьяволом?
Лиам горько усмехнулся:
– Нет, барышня, это только миф обо мне. Однако это не значит, что мной не овладел демон. Думаю, он был во мне с рождения. Он существует в моей порченой крови и превращает в зло все, что я делаю. Нет для меня спасения.
– Неужели вы действительно так думаете? – ахнула Филомена.
– Да, думаю.
– Но почему?
Жуткий арктический холод охватил его, когда, сам того не желая, он вспомнил некоторые свои самые страшные деяния.
– Потому что, барышня, на мои плечи навалились такие грехи, что, если я посмотрю правде в лицо, то просто умру.
– Тогда, мой лэрд, хорошо, что у вас есть сила в плечах, чтобы нести эти грехи.
В ее голосе не было серьезности, и это так его удивило, что Лиам снова поглядел на нее. Филомена тоже на него смотрела, и ее обольстительный рот слегка изгибался в улыбке. Лиама согрела эта улыбка, как ранний весенний цветок согревается в первых весенних лучах. На ее волосы через витражи падал синий свет, придавая им фантастический фиолетовый оттенок. А зеленый и золотой смягчали ее черты и так отражались в ее светлых глазах, что, казалось, они горели как угли. Никогда еще Филомена не выглядела такой красивой, как в эту минуту.