Эшафот забвения - Виктория Платова

– ..Похоронной конторе высокого искусства, – закончилон. Значит, никто ничего не знает, иначе на съемочной площадке все выглядело быпо-другому и ее наводняли бы совершенно другие лица…

– А где Братны? – осторожно спросила я.

– Да везде. Полчаса уже рвет и мечет.

– Что случилось?

– Старой клизмы до сих пор нет. И телефон не отвечает.Чудит бабулька, должна была час как приехать, машину за ней послали. Сегодня устарушенции последняя съемка, сложный грим. А вот нету. Уже сам маэстро Кравчукза ней отправился.

– Может, в пробке застряли? – высказал предположениемолчавший до этого момента Митяй и упреждающе-цепко ухватил меня за локоть.

– Кравчук бы по мобильнику отзвонился. Вы же знаете,что с неистовым Братны шутки плохи, голубки…

Значит, никто ничего не знает. Мне стало тошно от однойтолько мысли о фарсе, который я должна разыгрывать перед дядей Федором. И нетолько перед ним, судя по всему. Хотя черт ее разберет, эту полуэкзотическуюгруппу: быть может, Бубякин врет мне сейчас так же старательно, как и я ему?

– Пойду поищу Братны, – устало сказала я.

– Давай-давай, он о тебе уже справлялся. И не толькоон. Андрей Юрьич тоже расспрашивал. Я смотрю, ты пользуешься успехом у мужскогопоголовья. – Бубякин выразительно посмотрел на подобравшегося Митяя.

– Расспрашивал?

– Ну, не волнуйся… Это его обычная практика… Верно я говорю,молодой человек? – обратился Бубякин к Митяю с презрительным вызовом: людейКравчука считали в группе дуболомами, далекими от искусства, и исподтишканедолюбливали.

Митяй счел за лучшее промолчать.

– Он ведь у нас бывший шпион, Андрей Юрьич-то. Верно яговорю, молодой человек? Тот еще оперативничек. Зуд в крепких кагэбэшных руках,вот на всех досье и собирает на досуге. Так что мы все под колпаком у Мюллера.

Вот оно, началось!

– И чем обычно интересуется? – Я попыталась придатьголосу беспечность.

– Обычно – “не был, не состоял, не участвовал”, статьи,по которым привлекался фигурант, с кем живет, есть ли камни в почках и прочаялабуда. Компромат то есть.

– И что ты сказал?

– А что я о тебе знаю? Так, мелочишка, слепой мазилапри тебе, вот и все. И больше никаких порочащих сведений. Но ты, я смотрю, наздоровенького перескочила. – Болтовня дяди Федора показалась мне невыразимопошлой.

– Заткнись, пожалуйста…

– А я думал – мы друзья.

– Мы не друзья. Вспомни наше теплое знакомство, –говорить с Бубякиным не хотелось, но и бить его, как тогда, у административногокорпуса, – тоже.

– Вовек не забуду. Этого тем же болевым приемомподцепила? – Бубякин по-прежнему надменно игнорировал Митяя. – Или былизадействованы другие нервные окончания?

– Пойду все-таки поищу Братны.

– Ну, давайте. Бывай, морячок! – нежно протянулБубякин. – А я пока Вовану помогу, он там картинки в декорациях вешает.

…Но искать Братны не пришлось. Я столкнулась с ним в дверяхпавильона – как всегда, окруженного околокиношной свитой. Все сегодняшнее утроя пыталась представить, как мы встретимся: два сообщника, связанные страшнойтайной. Что я увижу в его глазах – страх, что все может раскрыться в любуюминуту; запоздалое раскаяние оттого, что ничего не раскрылось… Но Анджейдемонстрировал всем одну из своих обычных моделей поведения. Она называлась“Меня подвели эти падлы-актеры”.

– Привет, Ева, – бросил он, не глядя на меня, – где тышляешься? Могла бы приехать раньше. У нас проблемы с Александровой.

У нас очень большие проблемы с Александровой. И, похоже,неразрешимые. Глаза Анджея подталкивали меня к единственно правильной реакциина его реплику, и я сказала именно то, что он хотел от меня услышать:

– Что случилось?

– Старуха не явилась на съемку. Ты, между прочим, за этотоже отвечаешь. Ты ведь ассистент по актерам. Ты ведь вчера ее отвозила домой?

Я даже опешила. Похоже, Братны на ходу менял и перекраивалсюжет вчерашней ночи. Моя роль в нем была мне пока неясна.

– А что? – Это было самое нейтральное сочетание слов,ни “да”, ни “нет”, – и оно вполне устроило Братны.

– А то, что ее нет дома. Кравчук только что звонил. Вотстарая карга, срывает мне все планы. – Братны был довольно убедителен в своемнеистовстве. Настолько убедителен, что я даже исподтишка ущипнула себя за руку:а не приснилась ли мне вчерашняя ночь, мне ведь иногда снятся мертвецы, еслиудается заснуть… Но спокойное дыхание Митяя над моим ухом утверждало как разобратное.

Я молчала. Я ждала, что Братны отзовет меня и попытаетсяобъясниться.

Но он не сделал ничего подобного. Целый час он бродил поплощадке и весьма натурально метал громы и молнии перед всеми Желающими.Неприезд ведущего актера на съемку, когда заказаны павильон и смена, – событиеиз ряда вон выходящее, и тут уж Анджей развернулся по полной программе.Отличный актер, ничего не скажешь.

А спустя час приехал Кравчук с самыми неутешительнымиизвестиями, о чем и было объявлено всей группе. История в изложении Кравчукавыглядела примерно так: он вместе с Сеней по просьбе режиссера отправился кстарухе домой. Там его уже ждал водитель Тема, которого послали заАлександровой раньше: на телефонные звонки старуха не отвечала и к двери неподходила. Накануне рано утром, около пяти, Кравчук, вместе с тем же Сеней, самотвез ее домой после неудавшейся ночной смены – Александровой нездоровилось.Памятуя об этом, Кравчук вызвал слесаря из домоуправления, и они вскрыли дверь.В квартире Александровой не оказалось, а подошедшая чуть позже дворничихасказала, что видела “голубушку Татьяну Петровну”, выходящую из дома околоодиннадцати часов утра с продуктовой сумкой.

Спокойно сдержав натиск Братны, который вполне правдоподобнокостерил Александрову, шофера Тему, съемочную группу и самого Кравчука,директор заявил, что отправляется звонить по больницам: Александрова былаактрисой старой закалки, она никогда не опаздывала и очень серьезно относиласьк своим профессиональным обязанностям: на съемку она явилась бы дажеполумертвая. Помешать приехать ей могли только чрезвычайные обстоятельства.

Съемочная группа разбилась на несколько подгрупп – взависимости от отношения к старой актрисе. А оно было разным – от откровеннойиронии до искреннего участия. Но все сходились в одном: с Александровой что-тослучилось. Особняком держался лишь Володя Чернышев: он имел обыкновение незамечать никого, кроме своего обожаемого режиссера. Я старалась удержаться отяростных слез, которые душили меня: похоже, всю правду, кроме Кравчука иБратны, знала только я. А сегодняшней ложью, которую я так добросовестнопокрыла, они убили старую актрису еще раз. Если бы не Митяй, верный цепной песКравчука, не отходивший от меня ни на шаг, я бы ушла из павильона и разрыдаласьгде-нибудь в укромном уголке.