Цветение - Лина Чаплина

контору этого круга утром вырастают белые грибы. Адам и Суви подошли именно к такому месту. Они не знали, что рядом, за тисами и холмами, было место, где жили ши.

— Ох, — выдохнула Суви.

У терновника росли кусты бузины и яркие фиалки, тимьян, колокольчики и примула. Солнце освещало поляну, путаясь в цветах и ветках.

— Я же говорил, — сказал Адам, — я знаю волшебное место. Но нам придется подождать.

Суви присела на траву. Фиалки мягко обняли ее руку. Адам сел рядом, с улыбкой смотря на Суви.

— И чего мы ждем?

Адам пожал плечами.

— Воплощения сказки, — просто ответил Адам.

Суви вскинула брови.

— Что, к нам прилетят феи? — Сквозь смех спросила Суви.

Но прилетели не феи. Отделяясь от холмов, вышли маленькие, сантиметров двадцать, существа с золотыми глазами. Они были точно высечены из камня и, казалось, будут неуклюже двигаться. Но, весело шумя, они ловко побежали к цветам и начали их собирать, совершенно не обращая внимание на чародеев.

— Толли? — Усмехнулась Суви. — Необычное первое свидание, ходить, смотреть на троллей.

Адам взял ее за руку и, наклонившись, поцеловал. В его серых глазах горел подозрительный огонек. Суви улыбнулась сквозь поцелуй и рассмеялась.

Закончив собирать цветы, тролли ушли, забрав свой смех, и оставив без него в душе Суви невероятную пустоту.

— Тролли живут с ши, чародеям не показываются. Я, возможно, единственный чародей, находивший их в копне листьев… Они безобидные, а из цветов варят себе сидр.

— А ты видел, как они это делают?

Адам кивнул. Суви представила, как маленький Адам сидит в окружении крохотных троллей и смотрит, как они из цветов варят напиток. По ее душе растеклось тепло, вырываясь наружу улыбкой.

— Ни чародеи, ни ши не принимают меня. А они приняли, если так можно сказать…

— Значит, ты волшебный, Адам. — Серьезно заключила Суви.

Лицо Адама стало розовым. Он опустил взгляд.

Быстро стемнело. Адам лег на траву, и Суви разместила рядом. Они смотрели на усыпанное звездами небо, когда размером с яблоко, близко к их головам, не поплыли синеватые звезды, выплывшие из терновника. От них веяло теплом и прохладой.

Суви глубоко вздохнула. Адам взял ее за руку и прошептал:

— Дождались.

— Этого стоило ждать, — на выдохе сказала Суви.

Огоньки кружились над ними, задерживались над головами. Суви казалось, что она слышит тонкий, точно хрустальный смех. Не выдержав, она засмеялась вместе с ними. Адам лежал, смотря, как она смеется, окруженная сотней огней. И это было самое красиво, что он когда-либо видел.

Глава 10. Когда расцветают гвоздики в лесах

1777 год.

Кустарники, полные ягод, и ручей, огибающий туманную рощу, пробуждались от сна. Холодный ветер с неумолимой силой разносил истории о дальних берегах, бушующем море, где он только что побывал. Он так хотел рассказать, вот только не мог, затихая в перипетии тумана.

Воздух наполнил свежий запах диких роз.

Солнце вставало, окрашивая поле и березовую рощу в медно-рыжий, точно на них застыла давно пролитая кровь.

Хёнд Адельхейд наклонился над мальчиком, которому только исполнилось девятнадцать. Хёнд смотрел в его пронзительные, болотного цвета глаза, и что-то надрывалась от осознания правды. Только вот глаза эти и были болотом: глубоким, затаскивающим в себя и губящим, трясиной. В этих глазах уже потонуло заживо сотня оборотней.

Хилюр улыбнулся ему, надломлено и искренне. Почему-то он был счастлив, сейчас, смотря на Хёнда в утреннем тумане, зная о его планах, и слушая тревожный шелест травы, наслаждаясь ее пробуждением. И тогда он почувствовал, как руки Хёнда, коснувшиеся его лица, дрогнули и похолодели. Хилюр хотел призвать цветы, вырастить их, но запястья крепко сжали тугие серые бусинки. Магия больше не была подвластна ему.

— Разреши, — тихо произнес Хилюр, — последний раз, хоть один… один цветочек, — голос его, мягкий, еле окрепший, переполнился подступающими слезами.

— Не могу. — С трудом ответил Хёнд, чувствуя на себе тяжелый взгляд.

Наступила минута, в которой не было слышно кузнечиков и сверчков, проснувшихся птиц. И даже деревья притихли.

— Мой папа, — вдруг сказал Хилюр, — как-то сказал, что защитит меня от мира: от невзгод, от зла, от моего проклятия. Он сказал… сказал… ска-азал… — Хилюр заплакал и рассмеялся, глаза-болота обратились в море. — Мне холодно, папа…

— Замолчи, — Хёнд хотел сказать это резко, но вышла жалобная мольба.

Хёнд дотронулся пальцами до холодного лба Хилюра, и запел, тихо, мерно, чуть покачиваясь, баюкая юного чародея в своих руках.

— Спи, засыпай, засыпай ведьмак в последний раз.

Хилюр выдохнул и закрыл глаза. Слабость наполнила его хрупкое тело. На измученном эмоциями лице отразился покой. Плотно сжатые губы дрогнули в улыбке, разгладилась привычная складка между бровями, которой он пошел в отца. Веснушки казались золотом в лучах утреннего солнца. Этим туманным, холодным утром не было ничего прекраснее.

— Ты, правда, сделаешь это? — Спокойно спросил Винцент.

— Что? — Линус Адельхейд озадаченно посмотрел на них, — о, боже! Вот зачем ты собрал нас!

— Я решил, что люди, которым я доверяю больше всего, сохранят мой секрет.

Они были здесь, далеко от людей и свидетелей, только вчетвером: верховный Чародей, юный убийца, устроивший геноцид, бывший Верховный Чародей и тот, кто привел их сюда.

Холодный весенний ветер обдувал их в предчувствии беды.

Вместо ответа Хёнд призвал фамильяра, орел разместился на его плече. Потом Хёнд повернулся к Винценту и протянул ему руку. Детский, неистовый восторг отразился в глазах Винцента, и он сделал шаг.

Линус тоже призвал фамильяра, кота, и взял Винцента за вторую руку. Их крупные фигуры нависали над спящим Хилюром. В горле Линуса скрежетала сталь. Никто из троих не сможет забыть это утро.

Глаза фамильяров засветились.

Хёнд начал шептать слова, положив ладонь на сердце Хилюра. Где-то там, под костями и кожей, оно сладко билось, отстукивая ритм. Древний, давно забытый язык слетал с губ Хёнда и растворялся в тумане. Хилюр не смог бы закричать, даже если бы захотел.