Петр Столыпин. Последний русский дворянин - Сергей Валерьевич Кисин

«зерноторговце» Лидвале слыхом не слыхивали. Услышали, когда стало понятно, что никакого «урюпинского зерна» у шведа в помине нет, и деньги были отданы обычному аферисту. Голодающие вынуждены были челом бить либеральной общественности. «Замордованная царскими сатрапами» пресса тут же вцепилась в след и быстро выяснила, что контракт протолкнул не кто иной, как товарищ министра Владимир Гурко, который неоднократно в обществе «зерноторговца» решал деловые вопросы в столичном театре и саду с женским хором (читай: публичном доме) «Аквариум» мадам Сытовой. Сам камергер Гурко частенько там разучивал арии с одной из «хористок» Диной Духовской, после чего охотно подписывал различные документы.

Скандал вышел первостатейный. В порыве праведного гнева Гурко подал в суд на редактора газеты «Русь» Михаила Крамалея и сотрудника Сергея Изнара, обвинявших его в расхищении казенных средств. А заодно вызвал на дуэль высказавшегося в том же духе в Думе кадета Федора Родичева, который не забыл напомнить, что камергер – заместитель Столыпина.

Премьер попытался было защищать подчиненного, но, когда ему представили доказательства явной аферы, согласился с мнением Думы (редчайшая ситуация), назвав происшествие «несчастным делом Лидваля». Гурко угодил под сенатский суд по обвинению в превышении власти и нерадении в отправлении должности и присужден к отрешению от права занимать чиновничьи должности на три года. На суде обер-прокурор произнес прямо-таки речь на все времена: «Чем выше должностное лицо, тем больше вреда оно приносит, совершая незаконные проступки. Нельзя при этом забывать, что все эти поступки были совершены господином Гурко в годину бедствия нашего народа, переживавшего ужасы неурожая, изнемогавшая от голода родина вправе была ожидать от товарища министра внутренних дел помощи, при высочайшей осторожности и полном напряжении сил». Ну, тот и поднапрягся, за 800-то тыщ. Не правда ли, где-то мы уже подобное неоднократно видели?

Само собой, после такого реванша в Думе просто с цепи сорвались. Злоупотребления искали чуть ли не с лупой во всех министерствах, наизнанку выворачивая каждый представляемый правительством законопроект.

В середине апреля бурные дебаты вызвало обсуждение законопроекта об определении контингента новобранцев, подлежащих призыву осенью, для пополнения армии и флота.

Кадеты буквально рвали проекты на части, утверждая, что необходимо «бороться за мир во всем мире» и сокращать армию. И это тогда, когда Европа уверенно дрейфовала не к миру, а к мировой бойне, что было заметно каждому разумному европейцу. Ничего себе «патриотизм» – в желании разоружить армию и забаллотировать воссоздание после Цусимы флота. Истинные наследники Петра Великого.

Депутат от Закавказья Аршак Зурабов (меньшевик Тифлисской губернии) возопил, что армия держится лишь для уничтожения и расстрелов рабочих и крестьян. Свою речь, пересыпанную ругательствами по адресу правительства, Зурабов окончил призывом к армии соединиться с мирным населением и смести правительство. А когда он призвал Думу к отклонению проекта, раздались шумные рукоплескания.

В зале не было Столыпина (он посчитал проект пустяковым, «проходным»), сидел лишь военный министр генерал Редигер, заявивший, что считает ниже своего достоинства отвечать на подобные речи. Премьер был вне себя от ярости – что вы за военный министр, если не можете защитить армию даже в ее столице (впоследствии именно подобная пассивность в Думе стоила генералу портфеля).

Однако в любом случае с Думой надо было что-то делать. Парламентарии теперь валили все подряд. В Думу правительством было внесено 287 законопроектов (в том числе запоздалый бюджет на 1907 год, законопроект о реформе местного суда, ответственности чиновников, аграрной реформе и др.). Думцы одобрили только двадцать из них. Однако всего лишь три получили силу закона (об установлении контингента новобранцев (кадетов тоже смутил оскорбительный тон меньшевика Зурабова, и они поддержали правительство) и два проекта помощи пострадавшим от неурожая). Все самое принципиальное было отправлено в корзину.

И хотя первое время кадеты ввели лозунг «бережения Думы», то есть, дабы не раздражать власти, сняли свои самые одиозные требования (отказались от лозунга создания «ответственного министерства», сняли с обсуждения вопросы о смертной казни, политической амнистии и др.), впоследствии, ловя правительство на ошибках, оседлали любимую протестную лошадь.

Более того, Думу потряс еще один скандал с участием парламентариев, когда в начале мая стало известно о том, что на квартире депутата рижского социал-демократа Ивана Озола была арестована группа заговорщиков, которая, по утверждению лидера правых графа Владимира Бобринского, готовила покушение на государя, великого князя Николая Николаевича и самого Столыпина. Депутатов, конечно, отпустили, но «осадочек-то остался». После этого последовало требование вообще лишить депутатов от социал-демократической фракции неприкосновенности. Киевлянин Василий Шульгин даже обратился к залу с риторическим вопросом: «Я, господа, прошу вас ответить: можете ли вы мне откровенно и положа руку на сердце сказать, а нет ли, господа, у кого-нибудь из вас бомбы в кармане?» В кармане, возможно, и не было, но на сердце бомб было хоть отбавляй.

«Осадочек» и вызвал закономерный вопрос: а можно ли вообще работать с Думой, члены которой участвуют в подобных заговорах?

Крайне правые с самого начала кричали, что ни в коем случае. Трагический клоун Пуришкевич с самого начала призывал своих сторонников наводнить телеграммами Царское Село и Зимний дворец, требуя роспуска Думы и изменения избирательного закона в сторону ужесточения имущественного ценза. Чтобы в нее не попадали представители «протестного электората».

Новый закон о выборах было поручено готовить заместителю премьера Сергею Крыжановскому, который готовил почти все основные законопроекты правительства. Однако следовало иметь в виду, что тут власти рисковали угодить в собственный капкан. Любой новый закон предусматривал его утверждение самой Думой, которая ни за что бы не согласилась на увеличение ценза в пользу крупного землевладения, что дало бы большинство в новом созыве правым. Причем в Основных законах содержалась оговорка, что по обожаемой Столыпиным 87-й статье, по которой были протащены практически все ключевые проекты правительства (указ от 19 августа 1906 года о военно-полевых судах, от 27 августа – о передаче Крестьянскому банку части казенных земель для продажи крестьянам, от 9 ноября – указ о крестьянском землевладении и землепользовании, от 14 ноября – о свободе старообрядческих общин, указ от 15 ноября об ограничении рабочего дня и о воскресном отдыхе приказчиков и др.), изменение выборного закона провести было нельзя. А стало быть, хочешь не хочешь, дело шло к государственному перевороту – вступления в действие закона без одобрения Думы. Однажды выпустив либерального джинна из бутылки, затолкать его обратно было крайне сложно.

Столыпин бросил оппозиции последний спасательный круг. Для доверительной беседы в Зимний был приглашен Милюков, которому премьер прямо предложил: если Дума (читай: кадеты) открыто осудит «революционные убийства», то правительство пойдет на легализацию Партии народной свободы.

Милюков наживку заглотил и