Миры Бесконечности - Акеми Дон Боумен

Анника откидывается на спинку и сплетает пальцы.

– Обмен.

– Это… Это твои воспоминания? – хватаясь за грудь, допытываюсь я.

Перед глазами все еще стоит женщина, которая отдала жизнь за меня… вернее, за Аннику. И я все еще ощущаю, как ноет из-за этого сердце.

А Офелия… Означает ли это, что кто-то действительно встречался с ней?

– Что-то из этого воспоминания, – спокойно отвечает Анника. – Но по большей части это была информация, которой мы делимся друг с другом. То, что я видела через Обмен с другими людьми.

Я прижимаю руку к голове, чувствуя, как покалывает затылок.

– А парад? А тронный зал?

– На самом деле нас там не было. Просто наш разум любит заполнять пробелы в знаниях. И хотя это кажется воспоминанием, это просто полученная информация. – Она наклоняется вперед. – Но теперь ты знаешь все, что нам известно о Колонистах.

Мой мозг напоминает губку, которая впитала слишком много воды, и я изо всех сил пытаюсь удержать полученные знания. Меня переполняют боль и страх. А перед глазами стоят глаза королевы Офелии, смотрящие прямо на меня. Видящие меня.

Конечно, она не видела меня. Не в этот раз. Но если бы это случилось на самом деле, она бы меня узнала? Вспомнила бы о встрече в том темном пространстве?

Дотянулась бы до меня, если бы знала, где искать?

Я вновь слышу ее голос, проникающий в мой разум, как медленный яд: «Я чувствую тебя».

Я сжимаю руку на запястье, чтобы заглушить ее, но по телу все-таки растекается дрожь от воспоминаний.

Анника встает.

– Я принесу тебе еще чашку чая.

– Нет, – останавливаю ее я. – Если ты не против, я лучше вернусь в свою комнату и прилягу.

Она кивает:

– Обмен забирает много сил. Особенно в первый раз.

Я встречаюсь с ней взглядом. Неужели ей тоже пришлось пережить эти воспоминания? И сколько раз ей приходилось наблюдать, как ее любимая жертвует своей жизнью ради них?

– Элиза, – начинаю я, и Анника вздергивает подбородок. – Ты знаешь, что с ней случилось?

– Скорее всего она в Войне. Или уже приняла таблетку. Я не видела ее с того дня.

– Ты любила ее, – потирая грудь, говорю я. – Я почувствовала это.

– В этом и суть любви, – печально говорит она. – Она никогда не проходит.

Я опускаю глаза. Раньше я считала, что люблю Финна, но эта боль в груди… Никогда не чувствовала подобного. И не уверена, что хочу испытать это снова.

Я встаю и поправляю футболку:

– Спасибо за чай. И за то, что показала мне все.

Анника хмурит брови, но кивает:

– Надеюсь, это поможет тебе все понять.

Она говорит о реальности Бесконечности.

О важности их борьбы.

И чем обернется для нас поражение.

Ужасы Бесконечности подобны корням, глубоко уходящим в землю. И они разрастаются, даже если их не видно. Даже если все, что ты замечаешь, – красота, возвышающаяся над гнилью.

И теперь вряд ли мне удастся успокоиться. Потому что я не смогу забыть того, что показала мне Анника. Не смогу притвориться, что не чувствовала каждое мгновение ее отчаяния, душевных терзаний и боли.

Не смогу бросить ее, зная, как сильно она нуждается в моей помощи.

Если люди живут не в Поселении, то у них нет никакой защиты. И мне необходимо помочь им. Необходимо помочь таким людям, как Мэй, которые заслуживают загробной жизни без контроля Офелии. И если сбор информации о Колонистах – единственный способ сохранить это убежище, я готова стать шпионом. Готова играть ту роль, которую они просят меня исполнить… пока это не причиняет никому вреда.

Потому что я не уверена, что готова переступить эту черту.

Не уверена, что после этого есть путь назад.

– Я помогу тебе достать нужную информацию, – говорю я.

Может, она ждет от меня большего, но и этого будет достаточно.

– Мы будем в долгу перед тобой, – искренне отвечает Анника.

Я пытаюсь выдавить улыбку, но мой рот, кажется, изгибается вниз, а не вверх.

– Нет. Мы обе знаем, что это я в долгу перед вами.

– Все равно спасибо, Нами.

Я поворачиваюсь и поднимаюсь по лестнице, но останавливаюсь у самой двери:

– Я могу задать еще один вопрос?

Ее лицо светлеет:

– Конечно.

– Чем ты занималась в земной жизни? – Я вспоминаю о ее янтарных глазах. Глазах бойца. – Ты служила в армии?

– Я тридцать три года обслуживала клиентов, – рассмеявшись, говорит она. – Иначе как бы я справилась с этой чертовой кучей проблем?

Я провожу пальцами по щеке, разглядывая свою кожу в зеркале. Мне удалось слегка притушить сияние, что помогло вновь почувствовать себя человеком, но я все еще мало похожа на себя. Веснушки исчезли. Черты лица симметричны. А глаза неестественно светятся.

Я не видела своего лица уже несколько недель… а может, и месяцев. Здесь никто не следит за временем. Знаю, это может показаться нелепым, но я скучаю по выщипыванию бровей и блестящему от пота лбу.

Сейчас мое тело слишком идеально, словно его подправили и приукрасили, пытаясь приблизить к эталонам красоты.

В земной жизни мне бы это понравилось. Представьте, что вы просыпаетесь утром, а ваши волосы уже уложены, как в салоне, а кожа сияет без какой-либо косметики. Представьте, что у вас больше нет ни одной родинки, шрама или кривого зуба.

Тогда я посчитала бы это благословением небес. А сейчас? Лишение человеческих черт воспринимается мной как проклятие.

Сейчас, когда я смотрю на себя, то вижу лица из воспоминаний Анники. Вижу чудовище. Отражение в зеркале стало постоянным напоминанием о том, с кем и почему я должна сражаться.

А еще это напоминает мне о том, насколько они реальны. Они не видят сны, но могут ли они любить и ненавидеть? Чувствуют ли печаль и радость? Способны ли сожалеть? Способны ли на сострадание?

Я вспоминаю, как встретила принца Келана на рынке и о том, что на его лице читались тысячи историй. Он показался мне чем-то большим, чем машина. Больше, чем программный код.

Внезапно в зеркале появляется Гил в своем привычном черно-сером наряде и с легким раздражением на лице. Слишком быстро повернувшись, я случайно ударяюсь локтем о комод. И, поморщившись, начинаю тереть кожу на месте свежего синяка. Но при виде моей реакции Гил неодобрительно качает головой.

– Тебе нужно потренироваться скрывать человеческую боль. Даже если тебе кажется, что никто на тебя не смотрит, – предупреждает он. – Потому что от внимания Колонистов ничто не ускользает.