Заложник ведьмы - Анетта Шульц

мгновений, а потом двинулась к ведьме. Она подошла к ней вплотную и остановилась.

— Раз у меня такой силы нет, я заберу твою, — прошептала хозяйка. — Точнее, ты сама мне ее отдашь. Ты ведь не хочешь, чтобы Арлен по собственной воле стал моей жертвой?

Он не видел теперь выражение лица ведьмы. Не видел он и лицо хозяйки. Но ему не нравились эти слова. Конечно, он готов стать жертвой для хозяйки, как это сделал Тит. Но если жертвой станет ведьма…

Если жертвой станет Ула, он не выдержит.

Нет, неправильно. Не так он должен думать. Если хозяйке нужна ведьма в качестве жертвы, то он поможет. Сделает все, чтобы осуществить желание хозяйки. Даже если придется собственными руками…

Если навредит Уле, он себя не простит.

Он сделает то, что нужно хозяйке. Он выполнит любой ее приказ. Любой!

— Позволь… — чуть слышно вымолвила ведьма и замолкла. Повисла пауза. Древо, злое и скрипучее, постепенно успокаивалось. Его ветви опускались все ниже, а листья опускались к земле. Ведьма продолжила. — Позволь хотя бы долечить волчонка.

— Быстрее, — ответила хозяйка и развернулась. Она подошла к Арлену, забрала свой нож и взяла в ладонь его раненую руку. Ножом она начала расковыривать рану.

Кровь потекла с новой силой. Она струей лилась на корень древа и текла по нему, вырисовывая узоры. Арлен чувствовал, как его кровь стремительно нагревалась в ладони. Она почти обжигала кожу и напоминала раскаленное железо. Но лицо хозяйки было недовольным.

За ее спиной раздался шепот.

— Фелан. Позаботься о волчонке.

Опять это имя. Опять неправильные чувства в груди. Опять борьба правильного Арлена, который любит хозяйку, с неправильным, который имеет наглость на нее гневаться.

Опять в воспоминаниях голос матери.

И опять шепот ведьмы. Улы.

— Поклянись.

И губи сами собой беззвучно произнесли слово «клянусь».

Неправильно-неправильно-неправильно! Это неправильная клятва неправильной ведьме. Он не должен был давать эту клятву.

— Да почему она не горит? — себе под нос причитала хозяйка. — Она должна гореть.

— Кто? — спросил Арлен.

— Кровь, — ответила хозяйка и резко посмотрела ему в лицо. И грозным тоном приказала: — Не отвлекай.

Арлен кивнул. Хозяйка вернулась к ковырянию раны. Было больно и неприятно. Но это нужно было хозяйке, потому Арлен терпел. Вот это было правильно.

Он посмотрел на хозяйку. Она была во всем идеальна. И ее черные волосы.

Каштановые.

И ее темные карие глаза.

Зеленые.

И ее хорошая фигура.

Не та.

Она было красива и желанна.

Не та!

— Я закончила, — сообщила ведьма. Она аккуратно уложила волчонка на корень древа и встала, убрав пальцы со ствола.

— Тогда вставай на место Арлена, — скомандовала хозяйка. — А ты иди вон туда.

Она указала пальцем за край получившегося из его крови круга. Арлен послушно встал в указанное место. Ведьма прошла мимо него, даже не взглянув, и это — неправильно — кольнуло сердце. Хозяйка отдала ведьме нож, отошла и встала рядом с Арленом.

— Вскрой себе горло, дорогая, — снисходительно велела хозяйка и взяла Арлена за здоровую руку. — Будешь умирать, наблюдая, как я забираю твое.

Она потянула Арлена к себе, положила его руку себе на талию, а сама обвила руками его шею.

Нет-нет-нет!

Арлен посмотрел на ведьму. Та стояла с ножом в руках и не смотрела на него. Она крутила лезвие, осматривая со всех сторон, и словно раздумывала, как его получше применить.

В памяти всплыли слова ведьмы — Улы.«Укуси посильнее».

Хозяйка потянулась к его губам, но неправильные чувства внутри вопили и требовали сопротивления.

Укуси!

Ведьма — Ула! — тяжело вздохнула, приставила нож к вене на шее и закрыла глаза.

Еще одно воспоминание. Черные губы, руки на шее, сдавливающие горло. Укус, привкус железа и оторванный зубами кусок плоти. Большое тело, бьющееся в судорогах.

И снова слова ведьмы — Улы!

«Мы с тобой противоположны. Что полезно для тебя, губительно для меня, и наоборот».

— Ей нравилось, когда я ее кусал, — произнес Арлен. Неправильный Арлен! Нет, хозяйка, не слушай!

Но хозяйка посмотрела в его глаза с интересом. Она обернулась на застывшую Улу с широко распахнутыми глазами, которые — наконец-то — были направлены на них. Губы беззвучно прошептали «я вернусь».

Неправильно-неправильно-неправильно!

Хозяйка снова посмотрела на Арлена и широко улыбнулась.

— Тогда кусай, — велела она, закрывая глаза и подставляя шею.

Глава 12

Арлен приблизился к шее хозяйки — Бренны — и укусил. Укусил с удовольствием, полностью отдаваясь бушующим внутри чувствам. И желанию ее любить, как ему положено, верно и преданно.

Тело в его руках напряглось, и излишне блаженный стон постепенно превратился в стон боли. Бренна затряслась в судорогах.

И желанию сделать больно, наказать, отомстить.

Зубы на ее коже сжимались все сильнее, а стон превратился в крик. Она дрожала, дергалась всем телом, ее руки и ноги изгибались во все стороны, суставы хрустели, мышцы под кожей натягивались струнами. И вскоре ее тело обмякло, продолжая мелко дрожать и тихо болезненно хныкать.

— Фелан! Перестань, — велела Ула, и Арлен почувствовал ее руку на своем плече.

Он отстранился и разжал объятья. Бренна упала на корень древа. Ее все также трясло, зубы мелко стучали, а глаза закатывались, и через приоткрытые веки были видны лишь белки, покрытые сетью красных сосудов.

Арлен больше не считал ее хозяйкой. Наваждение спало, и колдовской морок в голове рассеялся. Арлен снова был собой.

Во рту все еще чувствовался привкус крови. Он сплюнул в сторону скопившиеся на языке горечь и металл, а потом утер рот запястьем.

— Почему? — спросил он и посмотрел на Улу. Она выглядела обеспокоенной и снова не смотрела на него. Ее прекрасные зеленые глаза смотрели вниз, на его руки.

— Потому что она уже получила свое, — сказала она, и осторожно прикоснулась к раненной ладони. Она приподняла ее и зашептала, поглаживая вокруг раны. По руке распространялось тепло, и кожа постепенно затягивалась.

Арлен повернулся к ней всем телом и второй рукой огладил ее щеку. На ней все еще остался влажный след от слез, и он принялся утирать его большим пальцем. Ула слегка дернулась, а ее голос на мгновение дрогнул. Арлен подождал, когда она закончит, и уже здоровой рукой коснулся ее шеи, убирая за плечо каштановые локоны.

— Почему ты зовешь меня так же, как звала моя матушка?

— Потому что это твое имя, — ответила Ула и посмотрела в его глаза. Любимая зелень все еще сверкала влагой, а в зрачках опять отражалось его лицо.

— Ты права.

Его губы растянулись в улыбке. Все-таки она знала его с самого детства, когда матушка все еще была жива.