Заложник ведьмы - Анетта Шульц

— Я совсем не помню тебя маленькую. Прости.

— Ты меня ни разу не видел, — помотала головой Ула. — Я наблюдала за тобой издалека. Мне было интересно, кому моя мама так легко позволяла бродить по лесу.

— Вот как, — отозвался он.

— Прости, — сказала она совсем тихо и опустила взгляд.

— За что ты просишь прощения?

Ула снова посмотрела на него. В глубине ее зрачков было слишком много всего, и он постепенно в них тонул.

— Я узнала тебя, когда ты пришел с охотниками. И своевольно забрала. Словно ты действительно залог.

Теперь уже Арлен — Фелан — качал головой с печальной улыбкой на губах.

— Ты все правильно сделала. Если бы я вернулся в деревню, меня бы убили.

Ула вздохнула. Она посмотрела на его шею, туда, где был нож, и принялась лечить и этот порез. И опять тепло от ее пальцев разливалось кругом. И в грудине тоже рождалось и заполняло его изнутри уже другое тепло. Оно отзывалось на ее прикосновения, на ее заботу и мягкость. Она закончила и огладила пальцами тыльную сторону его ладони, помедлила, а потом прижалась к его груди. Он обвил ее руками, еще ближе прижимая к себе. И сердце забилось с новой силой, стучалось о ребра, просясь ей в руки.

— Я вернулся, — прошептал он в каштановую макушку и зарылся носом в пахнущие травами волосы. Как ему не хватало этого запаха!

По лесу разнесся протяжный волчий вой. Волки подхватывали и передавали Уле сообщение. Им было страшно. Ула вздрогнула и отпрянула, не разрывая объятий.

— Охотники подожгли лес, — промолвила она. Теперь ее лицо было серьезным.

— Я видел, как они заходили с факелами. Деревенские шли вместе с ними.

— Деревенские меня не волнуют. Это Изма беспокоилась о своей дочери в ближайшей деревне, потому и оставила свое древо ради защиты людей. В итоге и люди сгорели, и ее саму сожгли охотники. Я такой ошибки не допущу.

— Изма? — переспросил он.

— Это ее древо мы оживляли всем шабашем, — ответила Ула.

Так вот что на самом деле произошло в том сгоревшем лесу и в той деревне. Те люди были заперты в общинном доме. А ведьма Изма пыталась их вызволить, потому что среди них была ее дочь. Но охотники ее поймали и увезли в город, а там прилюдно сожгли. Не верилось, что слуги божьи могут быть столь жестоки. Но он и сам теперь пообщался с охотниками поближе.

Горизонт начинал светлеть, и теперь было видно, как столбы дыма поднимаются в небо, заслоняя его. До носа ветром доносился запах гари вперемешку с какой-то странной горечью.

— Что мы будем делать?

— Мы? — переспросила Ула.

— Да, мы. Не надейся, что я оставлю тебя в одиночку разбираться с охотниками и пожаром.

— Ладно, — вздохнула она и улыбнулась. — Будь по-твоему.

Арлен — Фелан — притянул ее ближе и прильнул к ее губам. Они были мягкими и нежными. И такими желанными, что необходимость оторваться от них была подобна пытке. Внутри искрами разгоралось счастье, а дыхание затаилось в легких, не желая спугивать прекрасное мгновение.

Он целовал ее. Целовал так, как давно уже мечтал. Нежно, трепетно, ласково, со всей таящейся в его сердце любовью. И впервые за очень долгие годы, впервые со смерти матери, он чувствовал себя цельным.

Ула разорвала поцелуй и отстранилась. Она разглядывала его с интересом, словно видела перед собой другого человека.

— Ты так смотришь, будто совсем меня не узнаешь, — пошутил он и улыбнулся еще шире.

Ула покачала головой.

— Нет, вот теперь узнаю. Ты именно таким и был в детстве. Сильным и своевольным, как волк. — Она снова прижалась к нему, и он укрыл ее в своих объятьях. — Твоя мать ласково называла тебя волчонком. Потому что «Фелан» означает «волк». Это имя подходит тебе намного больше.

— Тогда впредь буду только Феланом. Надоело быть залогом.

Ула рассмеялась, щекоча дыханием его ключицы, и блаженная дрожь пробежала вдоль позвоночника. Он еще сильнее прижал ее к себе, стараясь не переборщить и не сделать больно. Поглубже вдохнул ее запах, легко куснул в шею, и Ула засмеялась еще звонче.

— Не надо, не ешь меня, — причитала она, смеясь и слабо толкаясь, скорее ради игры, нежели всерьез.

Вой повторился. Волки звали на помощь, и тут уже было не до игр. Тяжко выдохнув, он выпустил Улу из объятий.

— Что мне делать? — спросил он, заглядывая в ее посерьезневшие глаза.

— Надо подумать, — отозвалась она. Ула рассматривала дымящий горизонт, хмуря брови. Потом она уселась на том же месте, где стояла, и принялась руками гладить кору материнского древа. — Я могу помешать огню распространяться, но этого мало. Нужен сильный дождь.

— Ведьмы на шабаше ведь вызывали дождь.

Ула кивнула.

— Моих сил не хватит на такой же ливень. А слабый дождик не сможет пробиться сквозь кроны. — Она закусила губу от досады. — Если охотники и деревенские не подожгут другие деревья, я могла бы затушить уже занявшееся пламя.

— Тогда я им помешаю, — заявил он, присел рядом и положил руку на ее плечо. — Я помогу тебе.

Ула смотрела в его глаза. В любимой зелени отражался страх.

— С тобой не будет того, что было с Измой. Клянусь.

Она усмехнулась и выдохнула.

— Опять ты клятвами раскидываешься, — прошептала она и уткнулась лбом в его плечо.

— Не раскидываюсь. Это всего лишь вторая, — ответил он и провел ладонью по ее волосам, закапываясь пальцами в пряди и снова вдыхая родной запах.

— Лучше принеси клятву верности древу, — сказала Ула, потираясь головой, как ласковый щенок. — Если оно примет клятву, то будет тебе помогать.

— А разве так можно?

— Тебе можно. В тебе ведь тоже есть ведьмина кровь.

Он кивнул. Хорошо, что отец уже рассказал об этом. Если его бабушка была такой же лесной ведьмой, то Ула права.

— И как это сделать? — спросил он, продолжая ее гладить. Эта незатейливая ласка сейчас казалась такой правильной и нужной, да и Ула все больше успокаивалась и будто набиралась сил.

— Клятва материнскому древу — это нечто сокровенное. Ее никто не должен знать и слышать. Поэтому тебе придется отойти подальше, чтобы я не услышала твоих слов.

— И как понять, что древо пряло клятву?

— Ты его почувствуешь, — загадочно ответила Ула. Она подняла голову, положила ладонь на его щеку и поцеловала. Легко и нежно, лишь слегка касаясь. — Волки помогут тебе в лесу.

Он кивнул и встал в полный рост. Сделать шаг в сторону, снова покинуть Улу, пусть только на время, сейчас было гораздо сложнее, чем в прошлый раз.