Принцесса папарацци - Анастасия Масягина

Видимо, ей всё-таки понравилось моё резюме. А может, она ещё помнит те времена, когда пропуск в «Останкино» был для неё счастливым билетиком. Билетиком в счастье. Мечтой.

Я пришла первая и выбрала открытую террасу. Лето всё-таки. Прямо у ног телебашни. А вот и она. Арина. Меньше меня ростом, худенькая и изящная, как девочка. Лимонно-жёлтое платье, оранжевые нарощенные ногти, тонкие сигареты. Рыжие волосы и огромные карие глаза. Хороша. Даже очень хороша. Даже лучше, чем на экране.

Арина заказала нам кофе. Я рассказывала ей про свои приключения в дальневосточной тайге. Она – про то, как изображала ночную бабочку, чтобы снять репортаж для «Чистосердечного признания». Умна, профессиональна и при этом очень женственна. Я представила её лет семь назад. НТВ, журналистские расследования. Девочка, жившая в «Останкино» и в командировках. Своя. Говорят, с НТВ её уволила самая главная начальница. Лично. Арина говорит, что до сих пор не знает, за что. Лукавит. За что, интересно?

– Вы телевизионный человек, Настя. Думающий. Образованный. Я очень хочу, чтобы вы у нас работали. Меня смущает только одно…

– Что?

Она серьёзно посмотрела на меня. Затянулась.

– Мне кажется, вы хороший человек.

Ну да, а для жёлтой программы это недостаток.

– Иногда нам приходится обманывать людей… Не то что обманывать, – тут же поправилась Арина. – А лукавить. Вы сможете? Вы сможете впаривать наивным тёткам, мечтающим похудеть, «Гербалайф»?

«Гербалайфа» бояться – в бизнес не ходить. «Кроликов» бояться – не работать на ток-шоу.

Я согласилась.

Нас уволят.

Всех.

Шеф-редакторов, старших редакторов, просто редакторов, младших редакторов.

Потому что наш проект существует уже три дня, и мы уже третий день играем. В нарды. А ещё нам очень нравится игра «Бумажки». Это знаете как? Пишешь на бумажке какого-нибудь известного персонажа, клеишь на лоб соседу слева (главное, чтобы он не видел, что ты там навалял), сосед справа клеит бумажку тебе, а потом вы по очереди задаёте вопросы окружающим о своём персонаже.

– Я мужчина?

– Я в каком веке жил?

– Я вообще жил?

– Я человек, блин, вообще?

Хитом стал вопрос: «Я икона, мне молились?».

А завтра мы пойдём на экскурсию в Шереметевский дворец.

В общем, нам крышка.

А в остальном конец августа был просто прекрасен. Мы бродили по крыше нашего собственного импровизированного «пентхауса» в АСК-3, любовались на пруд и башню.

– Пройдёмся до края крыши, – предложил Кириллов таким тоном, будто мы гуляли минимум по «Беверли хиллз». – Наша башня, конечно, красивая, я её люблю. Но вот Эйфелева… Когда я был в Париже…

М-да, граф Шереметев отдыхает. Как будто это не Кириллов летом сначала сидел без работы, а потом впахивал ассистентом режиссёра на какой-то левой студии, а потом умолял взять его на должность младшего редактора.

Играли в основном у нас в комнате. Ведь нашему шефу, Антону Воронину, на работу было вообще наплевать. Зато он оказался директором школы соблазнения. Учит за бешеные деньги мальчиков, как уговорить женщину в день знакомства заняться сексом в арбатском дворике. В общем, после первого мастер-класса свободных мест в нашем кабинете не осталось даже на подоконнике. Тётки в основном интересовались, как противостоять. Антон им объяснял, что противостоять его ученикам невозможно. Мы уже почти перешли к практическим занятиям, как вдруг на нас свалились темы.

И даты съёмок на нас свалились.

Через неделю.

Бух, в общем.

А через пятнадцать минут Антону требовалось нести руководству вёрстки.

Ну я ему распечатала вёрстки. Те, что написала левой ногой, с приклеенной на лбу бумажкой с надписью «Чапаев». Но я их, понимаете, не читала.

А как читать, если Антон про метод признаний вещает?

Ну и что.

Ну и что, у других и таких-то вёрсток не было.

– Твоя красноярская история всем очень понравилась. Она должна быть железно. Ты лучшая, – Антон сиял улыбкой обожравшегося кота.

– А-а… – интересно, что там хоть за история.

О господи…

«Машина с молодожёнами сбила восьмилетнюю девочку. Катя дошла до середины дороги и закричала. Навстречу на высокой скорости летел свадебный кортеж с молодоженами. Пронзительный вопль, грохот и шокирующая картина. На асфальте вся в крови лежит маленькая девочка в ярко-розовой куртке, над ней стоит, вся в белом, невеста. Водитель несколько метров протащил Катю на капоте машины. Потом ребенка отбросило на обочину. До кафе, где молодожены собирались отпраздновать свадьбу, оставалось доехать всего 15 метров. Пока к месту трагедии ехала скорая, несколько мужчин очевидцев решили учинить над водителем кортежа самосуд. Избили его так сильно, что он потерял сознание и упал без чувств недалеко от сбитого им же ребенка. Скорая увезла обоих. Сразу в реанимацию. Девочка умерла, не приходя в сознание».

– Ищи маму Кати, – велел Антон и снова полез в «Одноклассники». – делиться тайнами соблазнения ему теперь было не с кем – редакция «Участка» пахала с тем же рвением, с каким до этого играла в бумажки. Гудели трубки, мелькали пальцы над клавишами телефонов, слишком медленные компьютеры и интернет были многократно обруганы.

Ко мне ехала из Брянска Наталья Анатольевна, в которую муж стрелял из ружья (плюс соседка, которая прятала ножи).

Ко мне ехала Нина, которую муж выставлял в ночной рубашке на мороз из Барнаула (плюс вся её семья).

Ко мне ехала пожилая учительница, которую сбил сын чиновника.

Но маму Кати Дядюра найти не получалось. Я подняла на уши Красноярск. Я нарочно просыпалась в шесть и приезжала на работу к восьми (у нас разница во времени). Но всё, что мне удалось узнать – мама Кати съехала от полуживой матери к мужу в общежитие. Муж сильно пьёт, и они не расписаны. Мобильный телефон годичной давности, любезно предоставленный мне начальником пресс-службы ГИБДД Красноярского края, равнодушно сообщал, что он более не существует.

Ночью мне позвонила руководитель программы.

– Почему у нас до сих пор нет мамы Кати Дядюра?

– Я ищу… – пролепетала я. Высокое начальство общалось со мной впервые, и сказать ему было особенно нечего.

– Наталья Терещук её зовут! Ищи через адресный стол! Звони красноярским телевизионщикам!

– Я звонила.

– Никуда ты не звонила!

И так далее, и тому подобное.

– Завтра к обеду дай мне результат!

«Или что?», – я спрашивать не стала.

Антону было всё равно.