Щит земли русской - Владимир Буртовой

— Исполчить дружину! — распорядился князь Владимир и шелом на брови надвинул, глянул на несущихся к ним ворогов, выискивая слабое место для удара. А времени-то изготовиться к сече и нет! Успели дружинники выпустить по одной-две стреле в печенежскую тьму да схватились за копья.

— Уводите князя! — только и крикнул Славич княжьим гридням и к заставе обернулся: — Ну, братия, изломаем копья о щиты печенежские! — и ударил коня стременами.

Тысячи орущих глоток, скрежет и звон стальных мечей, ржание вспоротых копьями коней наполнили просторный дол от края и до края. Взлетели птицы с окрестных деревьев, ввысь поднялись степные курганники, наутек метнулись перепуганные звери — люди сошлись в смертной сече!

Князь Владимир сломил воткнувшуюся в щит печенежскую стрелу, швырнул ее в сторону и выкрикнул:

— За Русь!

Кровь горячила голову, умножала силу правой руки при каждом выпаде тяжелого длинного копья. Визжали черноусые печенеги, налетая на князя и по одному и по два сразу. Ярились молодые гридни, встречая печенегов копьями, стрелами, мечами, не допуская близко к князю. Но находников тьма. Вот уже и застава Славича отжата к реке Стугне, уполовинились числом около князя Владимира гридни, бьются у моста белгородские ратники. Вот уже при князе и десяти гридней не насчитать…

Ратный пот застилает глаза князю, гудит голова от ударов кривыми мечами по шелому. Долго ли еще сидеть ему на коне? Вспененная тысячами копыт, плескалась за спиной Стугна, тревожно затих неподалеку темно-розовый лес, облитый лучами предвечернего солнца. Над потемневшим долом и лесом нависла темная туча. Спасение — в лесу, но до него не добраться уже.

Пятит коня князь Владимир к Стугне, оглядывается на заставу Славича, а ее за печенежскими спинами не разглядеть. Над меховыми шапками печенегов лишь то и дело взлетали вверх сверкающие широкие наконечники русских копий.

Эти двое — будто степные курганники на перепела — упали сбоку. Князь Владимир успел укрыть себя щитом, из последних сил ударил мечом проносившегося мимо находника. И в тот же миг конь под ним взвился на дыбы. Перед глазами промелькнуло темное древко стрелы, впившейся в конскую шею около уха. Конь тяжело рухнул на землю. Боли в придавленной конем ноге князь не почувствовал — перед глазами вспыхнули розовые искры от удара спиной о твердую землю. Ему даже показалось, что сознание на время покинуло его. Открыл глаза и сквозь чудом уцелевший пучок ковыля глянул вверх — исполинским по величине витязем вырос над поверженным князем второй печенежский всадник. В правой руке занесенное для удара хвостатое копье.

Смерть дохнула в лицо князя, но он не закрыл глаза. Еще миг…

Князь Владимир дернулся всем телом, как тогда, пытаясь высвободить из-под коня ногу, чтобы вскочить и встретить ворога исполчившись, а не лежачим…

— Фу-у, наваждение неотвязное, — тяжело пробормотал князь, провел пальцами по воспаленным глазам, потер их легонько. Взмокла спина — теплое корзно придавило плечи словно ратная кольчуга. Позади послышались тяжелые шаги — так ходил по княжеским палатам только воевода Волчий Хвост.

Вошел воевода, глянул на князя из-под отвислых седых бровей — коль у отцовского меча встал, знать, о рати думал!

— Надобно, воевода, гонцов спешных слать к Любечу, ускорить всевозможно приход новгородской дружины. Страшусь я за Белгород, опечалил меня белгородский гонец вестью о полной бескормице. Умирающий меча не поднимет… Да сказать воеводе Яну Усмовичу, чтоб из Любеча, не мешкая, посадил на большие лодии престарелых воев и малогодных ратников окрестных селений и слал бы спешно мимо Киева до Родни.[55]За старшего пусть отправит сотенного Сбыслава. Его знают торки, не однажды у князя Сурбая в гостях бывал.

Воевода молча поднял правую бровь. Князь пояснил:

— Надобно, чтобы печенеги узрели, что по Днепру многолюдная дружина пошла к Родне. Тогда каган Тимарь опасаться станет за свою спину, начнет оглядываться.

Воевода Волчий Хвост чуть заметно улыбнулся:

— Сделаем так, княже. И каждому дружиннику по два копья дадим, чтоб удвоить то многолюдство.

Князь Владимир отошел от ковра с оружием, прясел у стола, левую руку положил на закрытую книгу. Волчий Хвост на месте повернулся, готовый слушать князя.

— Понял я, воевода, что только дальними заставами нам не сдержать печенегов, не отучить от дурного навыка ходить на Русь за полоном. Надобно крепить южный кон городами по реке Рось, а по городам людей сажать на постоянное житье. Родни да Переяславля мало.

— Надобно, княже, — понимающе поклонился воевода. — Будем набирать людей в те города, смердами да вольными пахарями заселять.

— Пахари в поле перестанут выезжать, коли от своего князя не будет им надежной защиты. Надобно кон земли нашей сделать для печенегов впредь непреодолимым.

Сказал и вновь опечалился — столько сил уходит у земли Русской на борьбу с этими нескончаемыми степными находниками. От предков из уст в уста передавались предания о древних завоевателях — обрах и гуннах. Потом были черные хазары, теперь вот печенеги нескончаемо идут на Русь. Пройдут печенеги, а за ними еще кто нагрянет?

— От кочевых торков, княже, в твое отсутствие были в Киеве князья и знатные мужи, — сообщил воевода. — Просятся под твою руку. Иные и веру христианскую хотят перенять, креститься. Сказывали — печенеги притесняют их вежи, скот угоняют, людей крадут на продажу в Корсунь. Много обид высказали.

Князь Владимир приободрился.

— Посадим тех торков по новым городам на Роси. Землю дадим, чтобы было где табуны пасти. Добрые конники из торков, и нам в помощь будут в заставах стоять. Хорошую ты, воевода, весть сказал!

Воевода подождал некоторое время, посетовал:

— Тмутараканцы дали бы о себе как знать печенегам. То-то бы Тимарю расхотелось сидеть под Белгородом!

Князь Владимир неспешно проговорил:

— Не близок край тмутараканский, потому и не знаем мы, что делается теперь в печенежских вежах и под Саркелом, стольным городом Тимаря. Все же надобно послать туда людей и позвать на помощь нам.

Воевода понял, что иных распоряжений от князя не будет.

— Иду гонцов снаряжать к Яну Усмовичу, — сказал он. Князь вновь вспомнил о Янке, сыне кузнеца Михайлы.

— Пошли поутру Власича с заставой. Пусть проводит белгородского гонца до Ирпень-реки. Словят печенеги — и не узнает Радко о моем повелении стоять до смертного часа. И в Тмутаракань нынче же пошли надежных гонцов с моим повелением напасть на Саркел не мешкая!

— Непременно пошлю, княже, — воевода поклонился и оставил князя с его думами о земле Русской. Князь долго смотрел в окно. Кучевые облака над заднепровской равниной порозовели, уставшие курганники покинули поднебесье. Земля готовилась ко сну. Князю Владимиру сон не шел, болело сердце от забот и прожитых лихолетий.