Щит земли русской - Владимир Буртовой

Крутым Боричевым увозом поднялся Янко на Гору Кия, первооснову Киева. Давным-давно здесь, по рассказам старейшины Воика, славянский князь Кий поставил город вместе с братьями Щеком и Хоривом, да славная сестра Лыбедь жила с ними. Теперь древний князь Кий и не признал бы этих мест! Средь многих стран возвеличился город, названный его именем. И отстроился Киев новыми теремами со многими светлыми горницами, с боковыми и висячими переходами да с богатыми клетями во дворах за крепкими заборами — частоколами. Ставятся уже и каменные терема, тому пример показал князь Владимир: старый терем княгини Ольги и князя Святослава за ветхостью разобрал, каменный отстроил, с мраморными колоннами у входа.

Рядом с княжьим теремом высится церковь Святой Богородицы. А возле нее — черные из меди кони. Привез этих четырех коней князь Владимир после удачного похода на Корсунь. Почувствовали тогда гордые византийцы силу русского войска! На равных заговорила с ними Русь, принудила уважать себя. Взял тогда князь Владимир в жены сестру императора Василия — прекрасную гречанку Анну, а Корсунь вернул Византии как вено за невесту. Отец Янка, кузнец Михайло, был в том походе ратником, а потом помогал князю тех коней ставить на Горе — память грекам о Корсуни, чтоб вспоминали, приезжая в Киев по делам и с торгом.

Проехал Янко мимо церкви и мимо груды еще не убранных разновеликих камней, лежащих близ входа в церковь, приблизился к каменному крыльцу, где стояла стража, прячась в тени толстых колонн.

Янко соскочил с коня и отогнал прочь шумную ватагу детей — увязались от самого Подола, норовя связанного печенега дернуть за черные волосы обнаженной головы. Притянул вороного к коновязи, привязал повод за кованое кольцо. Тут же два рослых дружинника встали рядом, смотрят на Янка и на печенега.

— Кто ты и откуда? — спросил старший.

— Из Белгорода гонцом, — ответил Янко и назвал себя.

— Так, — старший пощипал себя за курчавую русую бороду, словно сомневаясь в истинности его слов. Еще раз посмотрел на печенега, который повис руками и ногами ниже конского живота. Вновь спросил:

— А этот ворог откуда у тебя?

— В пути силой взял. Пусть воевода Волчий Хвост спрос ему учинит о силе Тимаря.

— То дело. Эй, гридни! — крикнул страж в прохладное нутро терема. Оттуда мигом выбежали четыре дружинника, сверкая начищенной воинской снастью.

— Имайте печенега да волоките в темницкую, где прочие тати[51]сидят. Там его и спросят, — старший стражник снова повернулся к Янку: — Не гневись, воин, но меч и нож оставь здесь. Без того в терем князя не могу впустить.

«Своих опасаются, — подумал Янко, вздохнул с огорчением. — Эх, княже, княже, бояре ли тебя так путают, сам ли страшишься кровной мести с той поры, как ввел на Руси новый закон и татей, в устрашение иным, стал карать смертию?»

Безоружный, Янко молча проследовал за стражем по сумрачному прохладному переходу на верхнее жило.[52]Поднялись по крутой деревянной лестнице. У входа в палату Янко увидел иную стражу: в дорогом, узорами украшенном снаряжении, в шелковых ноговицах да в добротных черевьях. Не простолюдины охраняют палаты князя Владимира, а дети бояр, старшей дружины.

— Из Белгорода к князю Владимиру гонец! — возвестил страж и ушел вниз, на свое место. Янка ввели в палату, и два гридня встали за спиной. Еще один ушел позвать киевского воеводу Волчьего Хвоста.

Воевода появился скоро. Тяжело ступая немощными от старости ногами по выстланным в покоях коврам, он вошел через дальнюю широкую дверь. Стараясь не гнуть спину, подошел к Янку, светлыми зоркими глазами вгляделся в лицо Янка из-под всклокоченных седых бровей. Нахмурился.

— Худая весть? — только и спросил воевода. Янко в двух словах сказал о тяжком времени, наступившем для осажденного печенегами Белгорода. Просил допустить до князя Владимира.

— Иди за мной. Князь Владимир уже оповещен о гонце воеводы Радка.

Прошли через этот зал и очутились в боковой просторной горнице. Князь был один, — высок, с непокрытой головой, волосы выбелены ранней не по годам сединой густо. На плечах накинуто теплое недорогое корзно — в каменных палатах и летом прохладно. Князь перед их приходом читал книгу в тяжелом кожаном переплете.

Янко склонился перед князем, рукой коснулся ковра.

— Подойди ближе, гонец, — велел князь, и его глухой голос отразился от стен, увешанных старинным и новым оружием русичей. Тяжело ступая по ковру зелеными сафьяновыми сапогами, князь прошел к столу у дальней стены, сел на лавку у раскрытого слюдяного оконца. Янко сделал несколько шагов к князю.

— Сказали мне, откуда ты. Говори, что наказал передать воевода Радко? И каково у вас в Белгороде? Все ли живы? Давно жду вестей от белгородцев.

Князь Владимир спрашивал тихо, словно беспрестанно мучался неведомой болью.

Янко ответил, что близок день, когда ратники Белгорода от голода не в силах будут поднять мечи и натянуть тетивы луков. Грудные дети скоро начнут умирать, лишившись материнского молока от бескормицы.

Князь Владимир вскинулся, телом вперед подался:

— Но в клетях моих довольно запасов было!

— Из тех клетей кормили дружинников своих и тех, которые прибыли в Белгород с Вешняком. Дружинникам корм еще есть на некоторое время. Но в Белгороде много разного люда, пришлых со степи и иных. Они бежали от печенегов, не взяв с собой ничего, окромя голодных ртов. Ратаи порезали коней и говяду, покормились какое-то время конями заставы, тех коней осталось мало. Воевода просит помощи, княже.

Князь медленно отвернулся к окну, но Янко успел заметить, как набухли желваки на обветренных скулах князя. Тяжелая книга, которую он держал на коленях, соскользнула на ковер и раскрылась в том месте, где заложено перо белого гуся.

— Дважды я посылал гонцов в Белгород, и оба раза их брали печенеги да мертвыми бросали к стенам Киева. То чудо, что ты прошел. Да в последнее время заметно поубавилось в окрестностях печенежских отрядов. Не думают ли находники на стены Белгорода подняться, чтобы взять город на щит?

Янко рассказал князю о сече над Росью и о Славиче, о битвах под стенами города.

— В Киеве я видел совсем малую дружину, — тихо, не зная, говорить ли дальше, сказал Янко: боялся услышать страшное для себя, для белгородцев. Но все же не утерпел, спросил — Один ты пришел из северных земель, княже, али с войском?

Князь Владимир не ответил, посмотрел в окно на синеву предвечернего неба и на редкие облака там, за широким Днепром. Спросил:

— Скажи мне, гонец, кто ты?

— Я сын кузнеца Михайлы, дружинник заставы Славича, зовусь Янком.

Князь Владимир встал и подошел совсем близко. Янко поднял голову, глянул в глаза князю, и жалость холодными пальцами стиснула ему сердце. «Сколь морщин у князя!» — отметил про себя Янко.