За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

послом в Китае Львом Михайловичем Караханом. После того как китайцы и служащие на них российские эмигранты атаковали экипаж советского поезда на ст. Маньчжурия, Москва отправила в Железнодорожный разъезд 86 бронепоезд[383].

Напряженная ситуация оказала серьезное влияние на жизнь гражданского населения. Сообщалось о нескольких случаях, когда китайская полиция на станции жестоко обращалась с русскими[384]. Остатки забайкальского казачьего войска, бывшие семеновцы, неоднократно нападали на свои родные приаргунские деревни, еще более дестабилизируя и без того шаткую ситуацию на границе. В октябре 1922 года, например, примерно сотня белогвардейцев напала на Абагайтуй[385]. Китайцам в конечном счете не удалось изменить баланс сил на границе в свою пользу. После включения Дальневосточной республики в состав Советской России в 1922 году они вынуждены были отозвать свои войска из советского Железнодорожного разъезда 86, а советская таможня продолжила действовать на ст. Маньчжурия. Продолжительные и изнурительные переговоры 1924 года привели к тому, что пекинское и мукденское правительства согласились признать КВЖД сугубо коммерческим предприятием, находящимся в совместном управлении Советского Союза и Китая[386]. Таким образом, китайцы так и не смогли отменить старые царские и новые большевистские привилегии на своей территории. 5 октября 1924 года над зданием консульства в поселке был поднят советский флаг[387]. Ответом Чжан Цзолиня на этот обновленный советский империализм стало продление китайского контроля над железнодорожной зоной в 1920-х годах. Совместное управление железной дорогой в результате осуществлялось двумя сторонами в атмосфере общей враждебности[388].

ОСИНОЕ ГНЕЗДО: КРАСНЫЕ И БЕЛЫЕ В ГОРОДЕ

После Русской революции баланс сил на ст. Маньчжурия и на других участках бывшей железнодорожной концессии хоть ненадолго, но изменился в пользу Китая. Например, в 1920 году российская экстерриториальность была отменена. Когда в феврале 1921 года поселковый совет оказался под управлением подконтрольного Китаю Особого района трех восточных провинций, власть перешла к китайцам[389]. Китайские солдаты были расквартированы в городе и уже не русские, а китайские полицейские патрулировали улицы. Китайский юань заменил русский рубль в качестве платежного средства. Военное правительство маршала Чжан Цзолиня, в обход органов местного самоуправления, попыталось обложить прямыми налогами торговцев и население. Только после яростных протестов поселкового совета при внушительной поддержке управляющего КВЖД Бориса Васильевича Остроумова большинство запланированных налогов было отменено[390].

Однако потеря политической власти на ст. Маньчжурия не означала, что старые российские и новые советские элиты были неспособны сдерживать влияние новых китайских хозяев. Фактически близость поселения к Советскому Союзу дала большевикам возможность продемонстрировать здесь власть даже более решительно, чем в Харбине. Таким образом, ст. Маньчжурия превратилась в поле битвы большевиков и российских эмигрантов за контроль. Бывшие царские чиновники сохранили свои должности в поселке, даже несмотря на то что большевики достаточно рано установили свои формальные и неформальные структуры. Представитель Дальневосточной республики в феврале 1921 года приступил к своим обязанностям в пограничном поселении и под его руководством были созданы структуры Коммунистической партии. Однако политическая работа среди русского населения была затруднена. Китайская полиция, отчасти следуя указаниям Чжан Цзолиня, была намерена ликвидировать большевистские структуры в первую очередь из-за увеличения провокаций со стороны эмигрантов. Таким образом, большевики, вынужденные действовать тайно, обладали только нерегулярными контактами с вышестоящими организациями в Харбине и Чите. Более того, неформальные советские структуры соперничали с формальными. Следовательно эффективность деятельности большевистских агитаторов среди местного населения оставалась незначительной вплоть до середины 1920-х годов[391].

Ключевым элементом политической работы в городе было получение преимущества во влиянии на общественную жизнь в условиях политического противостояния красных и белых. Большевики, получив поддержку нескольких сотен железнодорожников, работавших в поселке, начали доминировать в публичном пространстве с самого начала. Общественная жизнь ст. Маньчжурия замерла на пятую годовщину Октябрьской революции в 1922 году. Большинство русских магазинов и общественных институтов не открылось. Профсоюзы дали рабочим и служащим выходной. Днем горожане отметили этот праздник демонстрацией, а вечером был устроен спектакль в железнодорожном училище. Даже председатель антикоммунистического совета Вениамин Васильевич Сапелкин направил поздравление Борису Александровичу Похвалинскому – новому уполномоченному Дальневосточной республики[392].

Однако вскоре, когда эмигранты начали подавлять большевистскую деятельность, праздники, политические митинги, секретные собрания и другие события превратились в арену борьбы между красными и белыми. Один такой случай произошел, когда советский уполномоченный устроил 2 февраля 1923 года проводы для группы солдат Красной армии в железнодорожном клубе. Программа праздника включала выступление русского оркестра и два номера популярного эмигрантского драматурга и сатирика Аркадия Тимофеевича Аверченко. Как только закончилась первая часть выступления, железнодорожная полиция вышла на сцену и заблокировала все выходы. Печально известный помощник коменданта китайской полиции, которого русские в городе называли «Василий Иванович», потребовал немедленного прекращения мероприятия. После некоторых разбирательств под наблюдением полицейских с бамбуковыми палками наготове стороны договорились, и были разрешены танцы и чаепитие. Гости, однако, больше не были настроены праздновать. Музыка больше не играла, и вскоре все разошлись по домам. Эмигранты смогли испортить вечер коммунистов. И хотя «Василий Иванович» был гражданином Китая, предполагалось, что он действовал по указанию генерал-лейтенанта Вениамина Вениаминовича Рычкова, служившего ранее у лидера белого движения Колчака и назначенного сейчас начальником железнодорожной полиции в Харбине[393].

Коммунистические праздники стали особой причиной раздражения. Китайские власти просто запретили празднование годовщины Октябрьской революции в пос. Маньчжурия в 1923 году. Организаторы в ответ перенесли собрание на советскую территорию. По возвращении домой на ст. Маньчжурия они были встречены отрядом китайской полиции. Полицейские – русские эмигранты проверили их документы и арестовали несколько человек[394]. Первого мая 1924 года советские железнодорожники собрались внутри маньчжурского железнодорожного депо. Даже несмотря на то что на этот раз китайские власти разрешили мероприятие, китайская и русская эмигрантская полиция потребовала немедленной отмены митинга. Несколько железнодорожников были арестованы, знамена и портреты Ленина конфискованы. Полиция в тот вечер разогнала членов профсоюза и их семьи, которые собрались в кинотеатре[395]. Однако после взятия КВЖД советской властью в 1924 году русские эмигранты более не могли полагаться на помощь китайцев в деле саботирования советских мероприятий на ст. Маньчжурия. В июле 1924 года китайские власти одобрили поездку в советскую Мациевскую, расположенную поблизости. Члены профсоюза, девушки и юноши – члены комсомола и китайские школьники играли в футбол и занимались гимнастикой в зеленой степи[396].

После укрепления власти большевиков в маньчжурской железнодорожной зоне во второй половине 1920-х годов, никто больше не мешал им проводить свои праздники так, как им хотелось[397]. Коминтерн видел значимость ст. Маньчжурия, стратегически расположенной на границе, в качестве секретного канала между Китаем, Монголией и Советским Союзом. Поселок, по мнению некоторых эмигрантских авторов, превратился в оплот коммунистов: «…в Маньчжурии весьма много советских шпионов, чекистов, красноармейцев и коммунистов». Дипломаты, служащие таможни и железной дороги и владельцы парикмахерских похищали белых эмигрантов и высылали из железнодорожной зоны советских рабочих, которые подозревались в предательстве коммунистических идеалов. Они также способствовали проникновению большевистских агентов с заданиями в Китай и поддерживали китайских коммунистов, которые отправлялись в Москву[398]. Обратившись к воспоминаниям Чжана Готао о незаконном пересечении границы осенью 1921 года, мы узнали, что основатель китайской коммунистической партии был только одним из тех, кому помогли пересечь границу в эти годы[399].

Несмотря на усиление присутствия советской власти, взятие Китаем железнодорожной зоны изменило характер поселения. Маньчжурия еще напоминала русский провинциальный городок, с одноэтажными зданиями, построенными на русский манер, небольшими общественными парками, церковью и русскими извозчиками, однако она уже превратилась в китайский административный город. Здесь размещалась резиденция помощника комиссара по международным делам Хулун-Буира, администрация Лубиньского района и районный суд, а также представительства различных органов Особого отдела Трех Восточных провинций[400].

Советская власть, следуя примеру царского режима, сдерживала влияние китайцев в городе, но она едва ли могла остановить их наступление. В 1929 году