Наутилус Помпилиус. Мы вошли в эту воду однажды - Леонид Порохня

Удивительней всего было то, что именно в это абсолютно глухое, казалось бы, время, он принялся с утроенной силой писать стихи. Зачем?

Илья не любил слово «текстовик», принятое среди рок-н-рольщиков. Но и поэтом в собственном смысле слова тогда себя не считал. Он писал стихи, подразумевая, что они станут песнями. Но писать песни на его стихи никто в тот момент не собирался. Просто некому было. На горизонте наблюдался один «Урфин Джюс», но факт, что никакого творческого продолжения у него не будет, подразумевался, что называется, «по умолчанию». Никто на тему эту не заикался, но все знали — так и будет. В 84-ом, кроме «Урфина», в городе был еще «Трек», но там был свой поэт Застырец, а Кормильцев с треками находится в состоянии холодной войны. И — все.

Собрание группы «Урфин Джюс», 1984 год. Фото Всеволода Арашкевича

Заходил, правда, к Илюше время от времени Слава Бутусов, но он трудился после Арха в какой-то проектной конторе, студенческая группа с невнятным названием осталась в прошлом, перспективы не просматривались.

Глушняк стоял полный! А Илья писал стихи. На листочках. Ближе к одиннадцати ночи его легко было обнаружить в подъезде — с сигаретой в руке (теща была профессором в мединституте, так что курение в доме не подразумевалось), с крошечным блокнотиком и в ночной пижамке — светленькой в полосочку. Илья сидел на ступеньках и писал. Осенью — зимой 84-го он написал почти половину будущих хитов раннего «Наутилуса». Зачем?

И еще одно деяние, смысл которого понять трудно — Илья купил портастудию «Sony». Знаменитую «Соньку». По тем временам для Свердловска аппарат невероятный: синяя стойка с двумя кассетными деками, примитивным микшером на четыре канала и цифровым ревербератором с унитазным звуком. Стоила эта аппаратина примерно столько же, сколько дача, которую он купил чуть позже.

Чтоб расплатиться, Илья заложил в ломбард все золото тещи — той самой, второй. Илью многие не любили, но как ненавидела его теща, представить трудно… Как в старом, пережеванном на сто раз анекдоте, только еще сильней. Трюк с золотишком был для истинного самоубийцы! Что, впрочем, Илью никогда не смущало.

Но золото надо было еще сдать в ломбард.

О, это было гнусное место! В самом центре города Свердловска, но как бы совсем на задворках — грязных, пахнущих мочой, изначально, казалось, предназначенных для дел нехороших и печальных. Там и собрались как-то утром рокеры и сочувствующие, чтобы золотишко сдавать. Дело в том, что сдать можно было какое-то ограниченное число вещичек, а их надо было сдать много. Занимали очередь до открытия, было холодно, на перилах сидел откуда-то взявшийся мрачный Шевчук — он в сдаче не участвовал, но почему-то там был.

Как-то сдали. В смысле, заложили. Но через месяц или полтора, точно не помню, все это добро нужно было перезаложить, т. е. выкупить и заложить заново. Илья носился по городу, на каждый перезаклад занимая деньги. И с каждым перезакладом эта процедура сжирала какую-то часть вложенного — оно пропадало в ломбарде. Рокеры и сочувствующие тоже начали уставать, их приходило все меньше, в какой-то момент остались он да я. Потом и я «спрыгнул» — где-то через год, наверное… Илья продолжал биться с ломбардом, но всякая попытка узнать, как там идут дела, вызывала у него слишком злобную реакцию; что вернулось к теще, что — нет, я не знаю.

Но «Сонька» работала! На нее записывались самые разные люди. Бесплатно, кстати говоря. Илюше в голову бы не пришло брать за это деньги. В какой-то момент в городе просто не осталось групп, которые на его аппарат не записывались, о чем по сей день ходят легенды. Эта машинка сильно двинула Свердловский рок…

«Сонька», которую купил поэт…

Забавно, мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-то из рассказывающих эту историю озадачился простым вопросом — а зачем поэт ее купил? Ну, на хрена?! Годик-то был 84-й, начало осени. Не было тогда никакого рок-н-ролла! Да если б и был, Илья-то тут причем?

И никаких перспектив не наблюдалось! В «Урфине Джюсе» он к тому времени разочаровался совершенно, никого другого вокруг не видел. Бутусов к Илье заходил, но чаю попить. Никакого «Наутилуса» тогда не было! И вот поэт, заложив золото собственной тещи, покупает безумно дорогую портастудию — ЗА-ЧЕМ?!! Стихи на нее начитывать?!.

Илья Кормильцев и Вячеслав Бутусов, 1988 год. Фото Александра Шишкина

С одной стороны, поэт был, поверьте, не настолько глуп. С другой, это, пожалуй, самая дурацкая покупка на моей памяти. Да, «Сонька» потом очень пригодилась. Но не Илье. На нее много чего записывали самые разные люди, но не Илья. А позже ему потребовалось немало сил, чтоб от уже изрядно потрепанной «Соньки» небесплатно избавиться…

Впрочем, слова «Илья» и «зачем» вообще плохо стыкуются. А первый результат явления «Соньки» появился где-то через неделю. И первым, кто на нее записал сам себя, был Слава Бутусов.

Первой совместной песней Ильи со Славой (если не поминать довольно нелепый казус под названием «Снежная пыль» из 83-го года) считается речитатив из «Невидимки» «Где я? Кто я?». Это не совсем так. Опробовал «Соньку» первым именно Слава. И записал сам в одиночестве в три наложения «Никомунекабельность».

Ее потом перепевали несколько раз и, что забавно, только первый куплет. А их было три. Я помню второй — «по-блюзу»:

Третий куплет я не запомнил, потому что вскоре после записи сам же его и стер случайно, в чем после горько каялся. Его уже даже в письменном виде не восстановить, видимо. Два первых я долго хранил, потом пленку эту у меня «зачитал» один приятель. Так что в итоге вся запись пропала — копий, насколько я знаю, не было.

А запись была интересная хотя бы тем, что Слава тогда пытался понять, может он вообще петь или нет? И как именно может петь. И вот он пробовал. И пел в манере, к которой сам пришел только много позже, уже в эпоху зрелого Наутилуса. Как будто вырвался вперед настолько, что сам испугался. И опять за старое — к студенческим кривляниям…

«Никомунекабельность»… (Да-да! Именно так это пишется!)

Вот не удержусь, запишу первый куплет…