Наутилус Помпилиус. Мы вошли в эту воду однажды - Леонид Порохня

Сюда же знаменитый его пост в сети про русских. Там он много чего наговорил, но любому критику хочу сообщить: это написал русский. Пост, на самом-то деле, отчаянный. И это отчаяние было в нем, внутри. Это и о себе пост.

Но про бабу Галю и драгоценности ее квартиры… Умирала она тяжело и долго. Илья был далеко, ходила за бабой Галей его вторая жена Маринка. Куда делись книги, марки, «курица», не знаю… Илье до них дела уже не было — улеглись мальчишеские «страсти по курице». Илья не был жадным, не был стяжателем. Что было — прошло. Многое прошло…

Но — к исторической реальности. В начале 85-го произошло одно из главных событий в жизни Ильи. Кормильцев встретился с «Наутилусом».

Казалось бы — вот оно! Оркестр — тутти, тарелки — «Бздыщ»!!! Случилось! Произошло!..

Понятно, что на самом деле ничего не произошло. «Наутилус» еще не был «Помпилиусом», да и вообще, его еще не было. Слава с Димой Умецким решили сделать запись. И тут поучаствовал Илья, организовал интрижку. Мы с Димой Тариком значились тогда звукарями в «Урфине Джюсе», и вот Илья пригласил нас «чаю попить». В чем была изначально легкая подлянка — Илья с Тариком почти не общался, а тут эдак официально, мол, «вы оба, в восемь вечера, у меня дома»… Ладно, пришли, сели чай пить. Тоже странно — если уж пить, то не чай… Но пьем. Звонок в дверь. Илья вышел, переговорил с кем-то, вернулся: «Вас там ребята в подъезде ждут, поговорить хотят»… Я, грешным делом, дрогнул — если уж в подъезде ждут, то не говорить, а морды бить — как-то так было принято. Но деваться некуда, пошли в подъезд. Там стояли Слава с Димой. Оба длинные, худющие и какие-то испуганные. Про себя уже я сказал — был не шибко отважен; нормальным был, видимо, только Тарик, но у него по физиономии я никогда ничего понять не мог.

Леонид Порохня (на первом плане слева) и Дмитрий Тарик (справа), март 1986 года. Фото Дмитрия Константинова

Они предложили записать их альбом. Мы согласились. Илья организовал встречу… Детектив какой-то, честное слово.

Альбом «Невидимка» интересен тем, что именно он создал «из ничего нечто». Не кто-то из участников записи создал «Нау», но альбом. До него не было ничего, и вдруг стало. Дитя получилось какое-то нежданное, может, даже незаконнорожденное, но оно было уже дитя. И никто не знал, как к нему относиться.

Однако мы не про «Нау», а про Илью. Его участие в этой истории ограничилось тремя деяниями: свел звукарей со Славой и Димой, сходу придумал «Помпилиус», потому что «Наутилусов» было много, но про моллюска знал только Илья. И дал текст «Кто я? Где я?». Вот и все. На записи я его не помню, он приходил, но был как-то непривычно незаметен. Впрочем, от той записи вообще мало чего в памяти осталось. Туман какой-то. Дней десять угара. По окончании я вернулся домой, где мне сообщили, что у жены за это время аппендикс вырезали, кроха-дочь лежит неухоженная — «Так где ж ты был»?!.

Вспоминая «Невидимку», следует, наверное, отметить вот что: «выстрелили» три песни: «Последнее письмо» («Гудбай Америка»), «Князь тишины» и, хотя и в узких кругах, «Кто я? Где я?». Первая — слова Умецкого, вторая — стихотворение венгра Эндре Ади; третья — слова Кормильцева. Ни одной Славиной песни. А их там было…

Я как-то в общеобразовательных целях пытался почитать одной весьма симпатичной девушке Славин текст про «гепард гоняет стадо». Отбиваться она принялась уже на втором куплете. На третьем это стало опасно для здоровья, текст я не дочитал. Там были странные тексты. Да и весь альбом был странен. Но «шороху» в Свердловске он навел изрядно. Только в Свердловске.

Вскоре после записи я поехал в Москву, остановился в общаге у общего архитектурно-рок-н-рольного друга, художника Сани Коротича, который тогда был в МАРХИ в аспирантуре. В общажной столовой шла дискотека, и Саня вознамерился во что бы то ни стало «крутануть "Невидимку" братьям архитекторам». Дождавшись паузы, Коротич сказал какие-то слова про новую рок-группу из Свердловска, которая очень архитектурная и обязательно всем понравится, затем поставили запись. Ответом было не просто «ничего», а «полное ничего». Ноль. Даже Коротич растерялся. Что с ним редко случается…

«Невидимка» была для «внутреннего пользования». Ее обсуждали не с точки зрения материала или исполнительского мастерства, а в контексте «все-ж-таки-жив-наш-рок-н-ролл». И Кормильцев относился к ней довольно холодно. В тот момент он писал слова на рыбу Егора Белкина — будущее «Около радио». Казалось, это важней.

В то же время происходила примечательная активность, которую можно назвать параллельной рок-н-рольной жизнью. К музыке отношение она имела косвенное, но именно она вскоре привела к созданию Свердловского рок-клуба. Это были собрания и обсуждения. И почти все рокеры (реальные, потенциальные, а также сочувствующие) в них с большим энтузиазмом участвовали.

Есть милые такие фотографии, где свердловские рокеры топчутся то перед управлением культуры, то перед каким-то райкомом комсомола, потом заседают в просторной комнате — все улыбающиеся, почти счастливые. И обязательно кто-то «держит речь». То Андрюша Матвеев, то Илюша Кормильцев. А перед ними — рокерский народ. Счастливые — это видно. Все эти «собрания и обсуждения» продолжались года полтора, и весной 86-го произошло долгожданное открытие рок-клуба. А дальше все пошло не совсем так, как ожидали рокеры.

Рок-клуб, как ни крути, был некоей организацией, а значит, кто-то должен был ею руководить. Президентом стал Коля Грахов, но это закономерно — Коля задолго до того был рок-энтузиастом и рок-пропагандистом. Появились всякие инстанции вроде худсовета. И появились какие-то люди, которые к року отношения не имели никакого, кроме гуманитарного. Люди были славные — умницы, симпатичные. С ними дружили, с ними советовались, они что-то решали, потому что — это важно! — каждый из них, в отличие от рокеров, был «с правом голоса». Какого-нибудь, но голоса. А рокеры были без права оного.

Не требовалось большой прозорливости, чтобы понять, в какой конторе они работают. Точнее, «на какую контору». Впрочем, надо отдать им должное — они не шибко лезли и практически не мешали. А рокеры получили зал в шикарном Доме культуры им. Свердлова. В самом центре города — центрее не бывает! И возможность три-четыре раза в год устраивать нечто вроде фестиваля. Куда могли даже пригласить своих знакомых. Но! — строго по пригласительным.

«Урфин Джюс» на I фестивале Свердловского рок-клуба, 21 июня 1986 года. Фото Олега Раковича

Это была почти революция. Рок-революция. Но, как это всегда бывает после революции, руководить пришли люди, которые ее не совершали. А закончилось рок-движение в тот момент, когда эти люди стали исчезать один за другим. Не «вообще исчезать», а из рок-клуба. Году в 89-ом, когда Комитет государственной безопасности потерял к рок-музыке какой-либо интерес. Сперва исчезли эти симпатичные люди (я не иронизирую — я и до, и после дружил с некоторыми), затем исчезли некоторые «подпорки» — финансовые и организационные, на которых держался рок-клуб. И скоро стало ясно, что рокеры сами по себе ни организовать, ни профинансировать это все не могут. Рок-клуб как-то еще влачил свое существование, но это было уже «не то». И он сдох.