Записки карманника - Заур Зугумов

Зайдя за огромную русскую печь, Мишаня скинул с себя мокрую одежду, быстренько обтерся полотенцем и, надев все сухое, вышел из-за печи. Увидев его в таком наряде, женщина прыснула со смеху. Да, вид у блатаря был действительно впечатляющий. Длинная и широкая рубаха чуть ли не до пят и шкары, в которые могли бы поместиться еще несколько человек такой же комплекции, сидели на нём весьма своеобразно. На ходу заправив рубашку в брюки, а штанины подвязав болтавшимися внизу тесёмками, он сел на широкую лавку у стола и стал молча растирать давно отмороженные ступни и ноющие колени.

Женщина успевала что-то говорить, разглядывая уркагана оценивающим бабьим взглядом, и вертелась по хате как юла. Она задернула занавески, ещё раз выглянула во двор и, немного прикрутив фитилек лампы, села напротив босяка. На столе появилась пара соленых огурчиков, граненый стакан и небольшая бутыль с самогоном.

– Чего зенки-то опять вылупил, с луны, что ли, свалился? – улыбаясь, продолжала командовать хозяйка. – Давай-ка тяпни рюмашку-другую да согрейся маленько, а уж потом и поговорим.

Два полных стопоря пришлось опрокинуть Мишане, чтобы его передернуло как следует и он начал потихоньку приходить в себя. Хмель не спеша стал обволакивать его. Он отломил кусочек хлеба, загрыз горькое лекарство хрустящим огурчиком и, подняв голову, произнёс всего одно слово: «Благодарю». Но надо было видеть и слышать, как и с каким выражением во взгляде было произнесено это слово!

Не зря я назвал тот, 1955 год фартовым для бродяги Муссолини. Посёлок, куда волею случая попал, а точнее, заплыл Мишаня, назывался Богатые Сабы, а хата, где его так гостеприимно встретила молодая хозяйка, был домом детей «изменников Родины». Прямо перед войной в посёлок приехали какие-то люди в чёрном, забрали родителей и старшего брата Светланы – так звали молодую женщину – в районный отдел НКВД, но живым оттуда вернулся лишь брат, да и то с психическими отклонениями. Отца с матерью расстреляли, а его после долгих пыток отпустили домой. Так и пережили они вдвоём всю войну и две первые пятилетки в хате на отшибе – молодая и красивая девушка, превратившаяся после ареста родителей за месяц в старуху да и её брат-бедолага.

К ним в гости, кроме заблудшей деревенской скотины да волка-одиночки, никто никогда не заглядывал. Люди боялись проявлять жалость и сострадание к людям, у которых близкие были арестованы и расстреляны по 58-й статье, такое было страшное время. Можно себе представить, как ненавидела советскую власть Светлана, как презирала трусов и лизоблюдов! Так что Дуче здесь повезло вдвойне. Он попал в единственную в этом поселке семью, где его не могли не принять как должно, а узнав о том, что он совершил побег, не сдать властям.

После крушения поезда в районе станции Вятские Поляны, гибели двадцати восьми человек, семеро из которых были солдатами конвоя, и побега нескольких заключенных, войска НКВД взяли в кольцо весь район поиска и почти месяц прочесывали местность. Они неожиданно заявлялись со шмонами то в одну, то в другую избу, но всё было тщетно: беглецы исчезли, не оставив следа. Всё это время Светлана прятала Мишаню в глубоком погребе во дворе возле колодца, где он жил до тех пор, пока не покинул гостеприимный дом и полюбившую его хозяйку. По ночам он выходил на прогулку, а в светлое время суток проводил в своем схроне под землей. Но долго так продолжаться не могло, и за несколько дней до ноябрьских праздников он ушел в ночь так же, как и появился, незаметно для окружающих.

Ему опять сопутствовала удача. Мишаня прекрасно понимал, что без документов перебраться в Северную столицу, а именно туда решил направить свои стопы беглец, было делом безрассудным. Поэтому о ксивах он позаботился в первую очередь. И здесь дело опять не обошлось без помощи его возлюбленной. Если Мишаня и Света были почти одного возраста, то её брат был старше почти на десять лет. Дуче отрастил бороду, которая скрывала его шрам на щеке, прибавляла возраст и делала похожим на владельца паспорта, который он позаимствовал у бедолаги-несмышлёныша. Они заранее договорились со Светланой о том, что неделю-другую она постарается не выпускать брата на улицу, чтобы в случае пробивки ксив в пути, легавые думали, что перед ними больной человек. Ну а косить под шизофреника Муссолини было не привыкать.

Но их опасения были напрасны. Дуче так вжился в свою роль, что на всём протяжении пути легавые даже ни разу не пробили его ксивы.

В тот момент у Мишани было только одно желание: добраться до Ленинграда, к корешу Никите, перекантоваться у него с месяц, навести коны с босотой, ну а дальше – как масть ляжет. Но судьба распорядилась иначе: в Питер Муссолини прибыл после почти двух месяцев пути, а вот Никиту увидел лишь спустя пятнадцать лет.

«Северная Венеция» встретила босяка предновогодним морозом и крупными хлопьями падающего снега. Дуче шёл по набережной Мойки, рассматривая таблички с названиями улиц и номерами домов, разыскивая интересующий его адрес. Он любовался открывавшимися перед ним панорамами и памятниками истории, наслаждаясь безветренной погодой и массой других мелочей, которые простому смертному, не прожившему долгие годы на дальних командировках, не понять никогда.

Неожиданно морозную тишину разорвали крики детей, игравших на льду замерзшей реки. Еще не поняв, в чём дело, Мишаня стремглав бросился на зов малышей и в мгновение ока оказался у огромной полыньи, в которой бултыхался пацанёнок, пытаясь ухватиться за руку, лежащей на льду сестренки.

Не успел Муссолини крикнуть девчушке, чтобы она отползла подальше, как лед, проломившись под ней, увлек и этого ребенка в воду. Не обращая внимания на мороз, в доли секунды скинув с себя тяжелую телогрейку и сапоги, Мишаня прыгнул в образовавшуюся полынью.

Он знал, что на спасение малышей у него совсем мало времени, поэтому даже не пытался их успокаивать. Он молча подплыл к сорванцу, который уже начал покрываться тоненькой корочкой инея, но всё еще пытался зацепиться за кромку льда, скинул с него тяжелое от воды пальтишко, подхватил за ноги и изо всех сил буквально вытолкнул на лёд. Как ему это удалось, он и сам потом не мог понять.

Помочь девочке оказалось сложнее. Несколько раз Мишаня подплывал под неё, пытаясь сделать то же самое, но ему это не удавалось. Он размотал ее шарф и скинул с неё намокшее пальто с капюшоном. Мишаня уже начал коченеть, руки почти перестали слушаться, да и ноги еле шевелились, но каким-то чудом он всё же удерживал ребенка на плаву.

Наконец с помощью подоспевших людей он помог выбраться малышке. Потом и его самого, обмотавшегося из последних сил брошенной веревкой, еле вытащили на поверхность. Он запомнил лишь вой сирены «скорой помощи» да лицо дворника в белом фартуке, склонившегося над ним, когда он лежал на льду реки. В следующую минуту Дуче потерял сознание.

Очнулся Мишаня от боли в груди и сухости во рту. Первое, что он увидел перед собой, с трудом приоткрыв тяжелые веки, была молодая и красивая женщина. Он почему-то сразу отметил белый медицинский халат, застегнутый на все пуговицы, так шедший к её худенькой фигурке. Она сидела на стуле у него в ногах, увлечённо читая какую-то книгу, временами поднимая брови и мило шевеля губами.