От любви до ненависти - Елена Белкина

Илья склонился над ней, целый и невредимый.

— Что? Что? — спрашивал он.

— Кажется, нога.

— Сейчас посмотрим.

— Не надо.

— Надо!

Илья осмотрел ногу, нажал, она вскрикнула.

— Надеюсь, не перелом. А остальное цело?

— Вроде бы.

— Сидите спокойно!

Он расстегнул куртку Ольги и ощупал ее всю, с ног до головы (как при обыске, тупо подумала она, удивляясь этому мысленному сравнению). «Не болит? Не болит?» — озабоченно спрашивал он. Ольга отрицательно качала головой.

— Так. Теперь осмотрим мотоцикл.

— А вы-то как? — крикнула Ольга удалявшемуся Илье.

— Нормально!

— А кто это был на дороге?

— Заяц. Они тут сумасшедшие, среди бела дня на дорогу выскакивают! Надо мне было предупредить.

Мотоцикл оказался исправен, за исключением некоторых внешних повреждений.

— Нам очень повезло, — сказал Илья. — Едем в больницу. Восьмая горбольница ближайшая, у меня знакомый хирург там.

Он взял ее на руки, отнес к мотоциклу, стоявшему уже на дороге, усадил.

Только когда тронулись, Ольга ощутила наконец боль и почему-то была рада этой боли: она отвлекала от мыслей.

Через полчаса уже были в больнице, а еще через полчаса все было в порядке: оказался вывих плюс небольшое растяжение.

— Такие ножки надо беречь! — сказал хирург, приятель Ильи, мужчина приятной внешности, аккуратно подстриженный и пахнущий одеколоном.

— Беречь надо такие ножки! — повторил хирург и глянул при этом почему-то на Илью, а тот, заметила Ольга, не смог удержаться от горделивого выражения, будто услышал комплимент в свой адрес или в адрес того, что ему принадлежит.

Ольга решила при первой же возможности расставить все точки над «i».

Илья отвез ее домой.

Проводил до самой двери (наступать на травмированную ногу было больно, хоть она и пыталась). Она скакала, как девочка, играющая в классики, смеясь над собой, а он придерживал ее и тоже смеялся.

И очень естественно было бы пригласить его домой, но она хотела побыть одна. Поэтому, открыв дверь, замешкалась.

Он понял ее. Посмотрел озабоченно на часы:

— Мне пора.

— До свидания. Спасибо.

— Не за что!

Утром нога распухла, Ольга по телефону вызвала врача, и вскоре у нее был больничный лист на три дня. Потом она позвонила на работу Руфатову, предупредила. Тот посочувствовал и пожелал скорейшего выздоровления.

Это очень уютное ощущение: болеть, не чувствуя себя больной. Но уюта в душе Ольги не было. Опять какое-то совпадение, думала она, опять судьба будто толкает ее к этому человеку. Совершенно еще не сблизившись, внешне они оказались близки так, как будто прошло не несколько дней, а несколько лет. И дрался он за нее, и в аварию вместе попали, он нес ее на руках. Его руки знают ее тело, пусть это было вызвано необходимостью, но ведь знают! Знают больше, чем все мужские руки на свете, исключая, конечно, мужа. Она обнимала его, когда ехали, он обнимал ее, когда она училась ездить. Такое ощущение, что все уже было, при одновременной уверенности, что не было абсолютно ничего!

Эта двойственность Ольгу тревожила, мучила, она, как старательная школьница, ставила перед собой аккуратный и четкий вопрос: нет ли уже в ней влюбленности? И давала аккуратный и четкий ответ: нет. Она по-прежнему уважает этого человека, ей с ним интересно, она уже чувствует некоторую душевную привязанность, но не более. А влюблен ли он? Не заметно. То есть мужской интерес виден, и было бы неестественно, если б совсем не было этого интереса! Но кажется, не более.

Зачем же длить эти отношения, подвергая его (себя вряд ли) риску увлечься больше, чем он сам того хочет?

Но с другой стороны, почему отказываться от отношений, в которых нет ничего плохого, а есть лишь взаимная спокойная симпатия друг к другу? Она и так отказывала себе во многом. Впрочем, нет, не отказывала. Просто до не столь давних пор ей ничего не нужно было, кроме той жизни, которой она жила. В замужестве другие мужчины, кроме мужа, для нее не существовали. То есть существовали, но совсем не так, как для иных женщин (она достаточно умна, чтобы понимать и знать запросы этих иных женщин). После замужества не существовали тем более.

Ничего особенного не происходит, сделала вывод Ольга, опять-таки по школьной аккуратной логике. Следовательно, не надо забивать себе голову.

А Илья в тот вечер очень настроен был выпить и еле сдерживался, зная, что это выльется в неминуемый запой.

Но такие настроения у него обычно появлялись, как это ни парадоксально, в минуты переполненности ощущениями, радостью жизни, такой переполненности, что, казалось, ее невозможно выдержать.

Но откуда эта радость, откуда эта переполненность? Отчего? Может, оттого, что давно он не чувствовал себя таким молодым? Он нес сегодня на руках юную женщину и не старшим товарищем ощущал себя, не учителем, а таким же, как она, двадцатилетним, словно никогда до этого девушек на руках не носил, никогда с таким трепетом к ним не прикасался, словно заново все! Это называется вторая молодость! — иронично посмеивался над собой Илья. Но иронию перебивал внутренний вопрос: так называемая вторая молодость к людям его возраста приходит обычно, когда они влюбляются, разве не так? Но он не чувствует себя влюбленным, вот в чем загвоздка. Да, она ему нравится. Но если определить его к ней отношение, то оно сведется к простой и грубой фразе, которую любит употреблять его приятель, неутомимый ходок Борис Берков: «Я бы от такой не отказался!» — то есть на уровне чистого потребления. Но ведь он понимает, что к Ольге ни в коем случае нельзя подходить, или он в женщинах совсем не разбирается! А коль скоро достижение практического результата представляется невозможным, зачем тогда все?

Мне просто приятно с ней! — возражал сам себе Илья. Разве этого мало? И вдруг мысленно рассмеялся, понимая, что в нем развивается диспут на глупейшую тему и с глупейшей формулировкой: «Возможна ли дружба между мужчиной и женщиной?» Этот смех освежил его и одновременно уничтожил тягу к питью, и он весь вечер приятно бездельничал у телевизора.

Всю неделю Илья был загружен делами: написал две статьи, ранее заказанные ему престижными центральными изданиями, а потом в руки ему попали документы, свидетельствующие о серьезных злоупотреблениях одного из крупных городских чиновников. Он впал в азарт и стал собирать материалы вдобавок к этим документам, зная, что, готовя обличительную статью, нельзя ошибиться ни в одной детали, ни в одной мелочи.

В четверг под вечер в редакции раздался звонок: девический голос уведомил Илью, что Андрей Викторович (чиновник, на которого он собирал компромат) приглашает его для беседы в мэрию завтра утром в одиннадцать ноль-ноль.