От любви до ненависти - Елена Белкина

Ольга кивнула, и человек в шляпе скрылся.

Хлопнула дверь, затихающий топот множества шагов послышался на лестнице.

Все стихло.

Ольга боялась подойти к Илье. Он лежал в страшной неподвижности, подвернув под себя руку. Наконец она осмелилась, сделала шаг, другой. Тут он зашевелился, застонал. Она бросилась к нему, помогла подняться, сесть.

Он осмотрел себя.

— Даже крови нет. Не оставляют следов, профессионалы, суки!

То, что он выругался, ее не удивило.

Тряхнув головой, он окончательно пришел в себя. И вдруг вскочил:

— Где они? Где?

— Они давно ушли! Не надо! Посидите, успокойтесь.

Илья послушно сел.

— Материалы забрали?

— Да.

— А запись?

— Он вынул какую-то кассету.

— Кто он? Ты его запомнила?

— Не очень. Обычное лицо.

— Скорее всего, какой-то подручный. Ладно. Я этого так не оставлю!.. В следующем номере во всех красках опишу!

И тут же решительным движением головы как бы перечеркнул свои слова.

— Нет. Они меня знают. Они прекрасно понимают, что, когда дело касается только меня, я через газету не буду жаловаться. Да и свидетелей не было.

— А я?

— Неужели ты думаешь, что я захочу тебя в это вмешивать?

Он снизу заглянул ей в глаза и вдруг привлек к себе сильным движением. На этот раз поцелуй был долгим, но Ольга как-то отстраненно ощущала ищущие и жаждущие его губы; не отвечая на поцелуй, потому что не знала как. Забыла. Или не умела никогда. (Муж — не в счет.)

Она посмотрела на часы.

— Правильно! — воскликнул он. — Контрастный душ! Вы хорошо усваиваете уроки.

— Но мне в самом деле пора.

— Я подвезу вас.

— Не надо, здесь пешком пять минут. А вы, пожалуйста, осторожней. У вас не кружится голова?

— Все в порядке.

И она ушла.

Ольга шла и думала: это какая-то западня судьбы. Что-то неотвратимое. Ведь она, когда согласилась прийти в редакцию, руководствовалась действительно всего лишь познавательным интересом: собиралась вежливо выпить кофе, посидеть, поговорить, не допуская прикосновений к интимным и вообще личным темам, и все. Но опять вышло целое приключение. Если вдуматься, Илья повел себя не очень-то деликатно. Его можно понять: после этой статьи он чувствовал себя победителем, а мужчина устроен так, что ему мало победы в одном деле, ему тут же надо победного подкрепления и подтверждения в чем-то ином, чаще всего — в любви. И целовать он ее стал по праву победителя! — поняла Ольга, и ее возмутило это. Но сначала он хотя бы прикрылся брудершафтом. А потом использовал свое положение пострадавшего за правду: кто откажет в невинном поцелуе человеку, только что избитому?

Но поцелуй невинным не был.

И она бы все равно отказала, если б не то невольное предательство, которое совершила, и вот тут-то опять тупик судьбы, неволя судьбы. Нет, вроде бы никакого предательства не было: она всего лишь сказала, что не работает в редакции. Но слишком поспешно сказала, слишком трусливо, и вот это-то стыдно, и это чем-то обязало (в который уже раз) ее перед Ильей! Глупо, очень глупо!

А Илья задним числом испугался. Он, похоже, впервые вдруг понял, что занимается опасным делом, что, говоря о наступившей эпохе беззакония, до сих пор счастливым образом избегал серьезного испытания этим беззаконием. У людей, на которых он публично нападает, нет ничего святого, они ничего не боятся, человеческая жизнь для них — грош. И пожалуй, надо считать, что он легко отделался, хотя все тело болит и ломит, особенно в области живота, куда его сильно ударили ногой. И ради чего он рискует? Ради восстановления справедливости? Надо честно себе сказать: лишь отчасти. Больше из честолюбия, из желания показать коллегам, кто первый в их рядах. Но что стоит это желание по сравнению со стремлением быть первым всего лишь для одного человека, для женщины, которую он знает считанные дни?

А он — не первый для нее. Он сегодня воспользовался моментом, урвал свой кусок (думать об этом сейчас муторно, стыдно), но он, слава богу, имеет чутье, и это чутье ему подсказывает: он не стал и никогда не станет для нее первым. Планеты в небе не сошлись. Не судьба. Зачем же тогда искушать ее? Зачем вызывать девушку на взаимность, используя ее деликатность и доброту? Надо остановиться, пока не поздно. Надо остановиться.

Вечером Ольга позвонила Илье домой. Всего лишь долг вежливости, думала она, узнать, как он себя чувствует.

Ответил пожилой женский голос:

— А он в больнице.

— Что с ним?

— А кто спрашивает?

— Это из газеты, сотрудница, что с ним?

— Поехал желудок проверить, что-то разболелся, а его оставили. Позвонил, говорит: ничего страшного. А я прямо места не нахожу себе, он же никогда правду не скажет, чтобы меня не беспокоить. В первой городской он лежит, второе отделение хирургии, третья палата, прием с восьми до девяти утра и с пяти до семи вечера, халат лучше свой взять.

Получив информацию, Ольга поблагодарила, положила трубку и почувствовала, что слезы подступают к глазам. Нет, не по поводу Ильи, ей его жаль, конечно, но не до слез. Ей себя жаль. Опять, не прошло и дня, она оказалась зависимой от него и обязанной ему. Обязанной — чем? Обязанной своей виной. Опять получилось, что она предала его: ушла, бросила. Ей, видите ли, в голову не пришло, что последствия ударов могут быть серьезными, недаром же Илья сказал, что профессионалы били!

Она заснула лишь под утро.

Предположив, что в утренние часы мать Ильи пойдет в больницу, Ольга решила навестить его вечером. Около семи, когда меньше вероятности кого-то встретить у его постели.

Но все же встретила. У постели его сидела женщина лет тридцати пяти эффектной внешности: блондинка с зеленовато-голубыми глазами. Вернее, не у постели, а на краю постели. Она держала его за руку.

Илья, увидев Ольгу, смутился, но тут же весело воскликнул:

— Какой сюрприз, здравствуйте! Что это вы все переполошились? Меня завтра или послезавтра выпишут уже. Да, подозревали внутреннее кровоизлияние, гадость глотать заставили какую-то, снимок сделали, ничего особенного. Просто сильный ушиб, а гематома если и есть, то крохотная, сама рассосется, да, я чувствую, уже рассосалась!

— Вам апельсины можно? — спросила Ольга.

— Можно, мне все можно, давайте сюда апельсины! Возьмите вон там стульчик, садитесь.

Ольга оглянулась, увидела у стены белую больничную табуретку, взяла ее и села у изножья кровати.

— Познакомьтесь! — сказал Илья. — Это Людмила, на которой вся наша газета держится. — А это Ольга, которая…