Когда зацветет абелия - Ирина Лакина

– Конечно, дорогая. Я провожу тебя.

Альваро встал и поклонился королю.

– Ваше величество, я провожу герцогиню и затем немного поработаю в библиотеке. Дворец Альенсо в вашем полном распоряжении. Через час в нижнем парке начнется представление музыкантов, которое я заказал специально для вас. А пока вы можете отдохнуть в своих апартаментах или прогуляться в саду.

– Чудесно, – огрызнулся Филипп, даже не стараясь скрыть своего раздражения.

Я взяла мужа под руку и больно ущипнула. На самом деле мне хотелось дать ему знатного пинка, а еще лучше выписать подзатыльник, но я спиной чувствовала на себе обжигающие гневные взгляды короля. Он смотрел нам вслед, наверняка мысленно проклиная Альваро, а меня осыпая нелицеприятными эпитетами.

– Что ты делаешь? – обиженно спросила я, как только мы отошли на приличное от лужайки расстояние.

– Тише. – Герцог остановился и поднес к моим губам указательный палец.

Его прикосновение тут же вызвало внутри меня бурю желаний. Как можно нормально ругаться в таком состоянии?

– Ты позволишь ему сделать это? – В моем взгляде скользила горечь от того оскорбления, которое нанес мне король своим заявлением про повитуху. – Ты правда способен так сильно унизить меня?

– Ты разве не видишь, чего он добивается? Твое здоровье – лишь предлог. Плохой, неубедительный, но предлог.

– И какова же истинная цель?

– Несмотря на наши слова, на вывешенную на балконе простыню, он не верит, что ты стала моей. Он пытается найти доказательства подлога. И повитуха нужна только для того, чтобы подтвердить твою невинность.

Холодок прошелся по моей коже. Этот идиот оказался не таким уж идиотом. Решил устроить мне гинекологический досмотр. Абсурдность происходящего не укладывалась у меня в голове.

– Но ведь тогда все наверняка станет ясно. Он проиграет!

– А ты думаешь, эта женщина скажет то, что есть на самом деле, или то, что хочет услышать король?

Вопрос Альваро заставил меня сжаться от ужаса. Комок встал в горле, а в груди начало разрастаться черное пятно страха.

– Он отнимет меня у тебя! Альваро, сделай что-нибудь!

Отчаяние, охватившее меня, придало моему голосу нотки трагизма. Я схватила его за руку и до боли сжала ее. Герцог не шолохнулся. Я видела по его глазам, что у него есть ответ. У него было решение, и я ждала его слов, как главного откровения в своей жизни.

– Именно потому, что он всерьез вознамерился это сделать, прямо сейчас я не пойду ни в какую библиотеку, дорогая супруга. А ты не станешь прикидываться больной. Я ни за что не отдам тебя ни королю, ни Богу, ни дьяволу. Пусть он будет хоть самим Аполлоном, спустившимся с Олимпа. Ты моя!

Легкая, едва уловимая победная усмешка тронула мои губы. Он назвал меня своей!

– Что ты задумал?

– Ему придется смириться, когда в твоем чреве будет мой ребенок.

Его ответ вызвал во мне невероятное, ни с чем не сравнимое волнение. Это было похоже на предвкушение волшебства новогодней ночи, на ожидание сказки, на свет в конце тоннеля. Он хочет сделать меня матерью своего ребенка! Но смогу ли я?

«Пустая ты…» – в голове прозвучали слова чертовки Ванды. Что-то острое больно резануло по самому сокровенному у меня в душе. Затихшая давным-давно в тайниках моего сердца боль вновь вырвалась наружу, разрушая все на своем пути. Альваро сосредоточенно смотрел мне в глаза, читая в них разительные перемены настроения – отчаяние сменял страх, за страхом шла тоска, а за тоской бесконечная боль.

– В чем дело? – Он ласково коснулся моей щеки тыльной стороной ладони.

– Я не уверена, что смогу стать… – Слова застряли у меня в горле, вертелись на кончике языка, но никак не могли с него сорваться.

– Что это за сомнения? – Герцог обеими руками обхватил меня за лицо и пристально посмотрел в глаза. В его взгляде отражались облака, бегущие по небу, и теплый солнечный свет. – Или ты не любишь меня? Я не поверю, что сегодня ночью ты лишь притворялась! Не пытайся меня обмануть.

Люблю! Еще как люблю! Неужели он не видит, что с ума схожу от одного его взгляда?

Но как мне ответить ему? Что сказать? Что в прошлом теле и в прошлой жизни я была бесплодной разведенкой, которая уже потеряла всякую надежду взять на руки своего малыша? Или соврать ему о неведомой болезни, которая открылась из-за «иезуитских пыток» во время моего лжезаточения?

И вновь в голове прозвучал противный голос бабки-ежки: «Мужа вернуть хочешь? Ребенка хочешь?»

Может быть, теперь все иначе? Может быть, теперь есть надежда? Ведь она знала, зачем отправляет меня в прошлое! Она знала, что я смогу все исправить! А если это так – зачем мне расстраивать любимого человека на пустом месте?

– Нет-нет, – я отрицательно закачала головой, – ничего такого нет. Никаких сомнений. Больше всего на свете я хочу взять на руки нашего ребенка!

Я посмотрела в его теплые карие глаза и улыбнулась. Он улыбнулся мне в ответ, а затем наклонился и поцеловал меня, заставляя бабочек в моем животе очнуться ото сна и порхать, задевая крыльями душу.

– Идем. – Он взял мою руку и потянул меня за собой. – Отныне и до того момента, пока я не услышу хороших новостей, мы каждую свободную минуту будем любить друг друга.

– А потом? – с тревогой спросила я. – Что будет после того, как я забеременею? Ты вернешься к ней?

Подозрения в голове роились, как мухи, отравляя своим ядом мое счастье. Я все еще не разгадала герцога до конца. Альваро хотел от меня ребенка, но так и не рассказал мне, что он делает с этой мулаткой в хамаме. Более того – он все еще не сказал мне, что любит. Я не услышала от него самых важных слов – «я тебя люблю».

Все эти его басни на тему «не отдам» и «ты моя» – это лишь голос эгоизма, его мужского достоинства. Это голос охотника, поймавшего в свои силки добычу. Это голос гладиатора, победившего на арене более сильного соперника. Или он все еще не доверяет мне, опасаясь раскрыть свои секреты до конца, или не любит.

Последний вывод заставил меня нахмурить брови.

– Ты опять за свое? – Герцог посмотрел на меня так, словно я стала главным разочарованием в его жизни.

– Ты не сказал мне, что любишь… И я не знаю, зачем вы закрываетесь в бане, – озвучила я свои опасения.

– Если в моем сердце есть женщина – другой женщине нет места даже в моей постели, – сурово ответил он.

– То есть?..

– Сегодня вечером ты узнаешь, почему Зола входит со мной в хамам. А теперь, если ты все еще хочешь остаться моей женой, идем в спальню. Я соскучился.

Я закусила губу, почувствовав, как по венам и мышцам горячей волной растекается желание.

– Я тоже…

Сквозь плотно задернутые шторы все так же, как и утром, пробивался яркий солнечный свет. Его не мог остановить ни тяжелый бархат портьер, ни тень от посаженных под окнами каштанов. Он золотил свежее постельное белье на кровати, скользил своими лучами по резным деревянным столбикам, поддерживающим балдахин, рисовал затейливые узоры на стене и полу.