Когда зацветет абелия - Ирина Лакина

– Будь моим мужем, Альваро, – выдохнула я, приоткрывая рот навстречу его губам, – молю…

Последний звук утонул где-то глубоко внутри меня. Он неистово впился в мои губы, заставляя трепетать от вожделения каждую клеточку. Не знаю, как долго длился этот поцелуй, но в один момент, почувствовав, что его губы оторвались от моих, я распахнула глаза.

Альваро смотрел на меня. В его взгляде читалось что-то безумное, безудержное, первобытное. И от этого мне хотелось его еще сильнее. Он одним движением снял с себя рубаху и отбросил ее в сторону. Моему взору открылось его великолепное рельефное тело, лишенное всякой растительности. Мне вдруг до одури захотелось увидеть его лицо, коснуться его губами.

– Сними ее, пожалуйста, – взмолилась я.

– Не могу, – ответил Альваро, подцепив пальцами мое платье и начав стягивать его с меня.

– Я видела тебя. Прошу, сними.

Он коснулся губами моего живота, а затем запустил язык в ямочку на пупке. Я громко застонала.

– Альваро…

– Ммм… – промычал он, спускаясь все ниже и ниже.

– Альваро! – прорычала я, не в силах больше сдерживаться.

Сладкая агония захлестнула наши тела, заставила забыть обо всем на свете. Моя просьба открыть лицо утонула в страстных стонах.

– Прости… – сиплым голосом сказал герцог, откинувшись на спину рядом со мной, когда все закончилось.

Он тяжело дышал. Я видела, как поднимается его могучая грудь.

– За что? – удивленно спросила я, повернув к нему голову.

– Я сделал тебе больно.

Я привстала на локте. Волосы золотым каскадом спустились с плеча на грудь. Он улыбнулся и подцепил мой локон, принявшись наматывать его на палец. Когда натяжение стало болезненным, я наклонилась к нему. Герцог прижал меня к себе и нежно поцеловал.

– Пожалуйста, – вновь прошептала я, обводя кончиком ногтя контур его губ, – я хочу видеть тебя. Пусть только в этой спальне, только под покровом ночи. Я хочу коснуться губами каждой клеточки твоего лица. Сними ее.

Он молчал, пронзая меня задумчивым взглядом. Через несколько секунд Альваро тяжело выдохнул, а затем завел руки за голову, чтобы развязать тесемки, удерживающие маску. Я кончиками пальцев подцепила бархатную ткань и медленно убрала ее с его лица.

Нечаянная улыбка озарила мое лицо. Его черные, как вороново крыло, густые волосы рассыпались на подушке, оттеняя бледное красивое лицо.

– Ты самое лучшее, что случалось со мной, – ласково сказала я, скользя губами по его щеке.

– Я польщен, – со смехом ответил Альваро, продолжая играть с моими волосами.

– Что? – Я резко поднялась и укоризненно посмотрела на него. – И все? Ты польщен, и все?

– Тс-с-с… – Он приложил указательный палец к моим губам, продолжая улыбаться, как Чеширский кот. – Ты второй человек, которому я открыл свое лицо. Разве этого не достаточно?

Мои щеки вспыхнули румянцем. К голове прилила кровь. Второй человек. Я – второй человек, которому он открыл свое лицо.

– А кто первый? – строго спросила я, нахмурив брови. – Первый – это она? Не так ли? Это Зола?

Я закусила губу, чтобы вновь не зареветь. Проклятая ревность за доли секунды затуманила мне разум. Мне стоило огромного труда держать себя в руках.

– Да, – как ни в чем не бывало ответил герцог. – Преподобная мать-настоятельница и отец не в счет, я вырос на их глазах. Так что ты – второй человек, которому я открыл лицо.

На его лице не отразилось ни малейшего сожаления или чувства вины. Я стиснула зубы. Мне даже показалось, что в тишине раздался их противный скрежет.

– То есть ты даже не собираешься отрицать этого?

Я старалась говорить спокойно, но выходило наоборот. Слова вылетали из меня, как пули из дула пистолета. Альваро ухмыльнулся и скорчил равнодушную рожицу.

– Как-нибудь я расскажу тебе эту историю, – великодушно выдал он, а затем зевнул и потянулся.

У меня чуть челюсть не отвисла от подобного заявления. Слава Богу, в полумраке не было видно, как яростно горят мои глаза и как пылают щеки.

– Тебе не стыдно? – не выдержала я. – Сегодня нас обвенчал священник! А несколько минут назад ты стал моим мужем!

Я намеренно сделала акцент на словах «моим мужем», но, очевидно, это не произвело на Альваро совершенно никакого впечатления.

– Не понимаю, почему ты сердишься. – Он изобразил искреннее недоумение на лице, но я видела, что он едва сдерживает себя, чтобы не рассмеяться.

– Не понимаешь? – Мое терпение лопнуло. Я вскочила с кровати и начала тащить за собой простыню, чтобы прикрыть наготу, но герцог вцепился в нее мертвой хваткой, продолжая улыбаться, чем еще сильнее приводил меня в бешенство.

– Ты не понимаешь? Может быть, ты поймешь, когда я закроюсь в бане с каким-нибудь твоим конюхом?

Я психовала, продолжая попытки вырвать из его крепких рук простыню, а он словно играл со мной.

– Ты такая красивая, когда сердишься. К тому же лунный свет идет твоему обнаженному телу, – с придыханием сказал герцог.

– Ты… ты… ты… – Слова застряли у меня в горле. Слезы были на подходе, и тут он вдруг сказал:

– Как-нибудь я расскажу тебе, чем мы с Золой занимаемся в хамаме. Но если ты надумаешь затащить в баню какого-нибудь конюха – ему не поздоровится. И тебе тоже.

Его слова совершенно обескуражили меня. Я прекратила попытки вырвать простыню из его рук и встала, таращась на него, как баран на новые ворота.

– То есть тебе можно, а мне нельзя? – с вызовом спросила я.

– Никому нельзя, – ответил Альваро, а затем резко дернул простынь на себя, заставляя меня упасть прямо к нему в объятия. – Никому нельзя, – тихо повторил он, а затем с жадностью впился в мои губы поцелуем.

Черт бы тебя побрал, Альваро Альба! Ты совершенно точно свел меня с ума!

Сквозь щель между тяжелых парчовых штор в спальню пробирались тягучие медовые лучи рассветного солнца, которые медленно сползали по стенам и паркетному полу. Я лежала с открытыми глазами и смотрела на спящего Альваро.

Золоченые лучи невесомым коконом окутывали его обнаженное тело, лишь слегка прикрытое скомканной простыней. Его закрытые веки подрагивали во сне, а длинные черные ресницы отбрасывали едва заметные тени на белые скулы.

Он казался воплощением жаркого дня, горячего песка, теплого тропического бриза. Мое тело сковало блаженное оцепенение. Я чувствовала себя выпитой досуха, словно меня заперли в парилке и забыли там на два часа. Но это чувство было самым счастливым за все прожитые годы.

Если бы он захотел испить меня до дна еще сотню раз – сотню раз я сказала бы «да».