История рыцарства. Самые знаменитые битвы - Екатерина Монусова

Франциск Ассизский

…И вот – последний приступ. В ночь с 4 на 5 ноября франки взобрались на стены и, оказавшись в городе, выломали городские ворота, через которые свободно прошла христианская армия. Говорят, все случилось в полной тишине – лишь кардинал Пелагий громко воспевал победный гимн: «Те Deum laudamus!»

На рассвете все было кончено. «Трупы жертв чумы покрывали площади. Мертвых находили в домах, в спальнях, в постелях… сына видели рядом с отцом, раба подле своего хозяина, убитых заразой трупов, кои касались их. Победители обнаружили еще золото и серебро в великом количестве, шелковые ткани… в чрезвычайном изобилии и безмерные богатства всякого рода ценных вещей…» Полумертвая Дамьетта стала добычей крестоносцев – совсем скоро Иоанн начнет чеканить здесь серебряные денье с надписью «Иоанн – Король Дамьетты»… А в августе 1221 года будет подписан мир с султаном. По договору христиане должны были покинуть город восемь лет спустя, и они исполнили это требование…

Он, Людовик, должен был вернуть Дамьетту. Она манила его – словно в небе взошла новая звезда, подобная Вифлеемской, и озарила ему путь. Когда корабли франков все-таки вышли в море, его спутники думали, что курс взят на Александрию. Но он скомандовал поворачивать к Дамьетте… Более сотни крупных судов, не считая полутора тысяч галер и лодок, повиновались его приказу. Такой грандиозной флотилии еще не видел Восток!

Однако сами небеса были против него. Несколько дней дул встречный ветер, и корабли стояли на месте. А на Троицын день разразилась буря, как щепки разметавшая корабли по морю. Возвратившись в Лимассол, Людовик провел светлый праздник в печали… Лишь неделю спустя удалось поднять паруса. «В тот день, когда мы поднялись на корабль, было приказано открыть дверь судна и завести внутрь всех наших лошадей, которых мы брали за море; а затем дверь закрыли и хорошо её задраили, как конопатят бочку, ибо, когда корабль выходит в открытое море, дверь полностью оказывается под водой…» – напишет Жуанвиль.

(Если вам довелось путешествовать на морском пароме вместе с автомобилем, вы легко поймете, как выглядели корабли крестоносцев, прозванные «юиссье». Лошади закреплялись ремнями, а, достигнув цели, судно причаливало как можно ближе к берегу. Широкая дверь опускалась, и всадники верхом выезжали на сушу – примерно как вы за рулем своей верной железной «коняшки».)

Во вторник, 4 июня, франки увидели силуэт Дамьетты. Решили высадиться на рассвете – там же, где ступил на Землю обетованную Иоанн де Бриенн, – на западном берегу Нила под бесстрастным взглядом гигантского сфинкса Гизы…

Каменные глазницы и сейчас смотрели прямо в душу умирающего короля… А в ушах звонили колокола Дамьетты, гремели литавры и сарацинские роги. Нестерпимо блестели доспехи султана, освещенные солнцем… Или это сияние его орифламмы, которую водрузили в королевскую шлюпку? Запрестольную хоругвь аббатства Сан-Дени всегда выносили на поле сражения. Орифламма – от aureum – золото и flaiama – пламя, алое, как кровь… Как свидетельствует позже Жуанвиль, «после возвращения из-за моря король держал себя столь благочестиво, что с тех пор никогда не носил… ни ярко-красной ткани, ни золоченых стремян и шпор…» Для самого летописца это было настоящее приключение! Мадам де Барю, его кузина, предоставила ему шлюпку, которая вмещала восемь лошадей. Перейти с корабля на утлое суденышко непросто – но никто не утонул. Жуанвиль взял с собой оруженосца Гуго де Вокулера, коего лично посвятил в рыцари, а также двух отважных юных воинов.

Тучи стрел неслись навстречу друг другу… Жаркая была битва: «Монжуа, Сен-Дени!» Казалось, в Дамьетте не осталось ни одного сарацина, не вышедшего сражаться. Узники, бежавшие из тюрем, наспех присягали на верность королю. Это благодаря им, французские суда смогли причалить в самых удобных бухтах…

Гуго Маршский – бывший мятежник, в начале правления Людовика пошедший против юного короля, бросился в самое «жерло» битвы. Днем позже он умрет в Дамьетте от ран… А сарацины ночью покинут город. Они решат, что султан их погиб, – трижды почтовые голуби уносили ему весть о высадке латинского короля, и трижды от него не было ответа… Крестоносцы войдут в пылающую крепость без боя. Король прямиком отправится в мечеть. На какое-то время ей снова суждено стать церковью Пресвятой Девы… Все лето Людовик будет молиться в бывшем храме неверных. Ему было о чем молиться. Постыдная картина предстала глазам короля – его рыцари погрязли в низких склоках и разврате.

Верный Жуанвиль воскликнет потом:

Горы жареного мяса источали сладковатый розовый сок… Быть может, все, что случилось позже, явилось расплатой за бесчинства его людей? Он, их повелитель, не сумел это остановить… Да они и не слушали его. Он настрого запретил баронам всяческие стычки, дабы избежать глупых потерь, – и что же? Все видели, как один рыцарь из дома Шатийонов, облачившись в доспехи, бросился на врага: