Боги нефрита и тени - Сильвия Морено-Гарсиа

Хун-Каме был озадачен ее словами.

– Мой брат получает удовольствие от страданий других, мы все получаем, – сказал он. – Мы повелители Шибальбы, доброта нам не свойственна. Но, конечно, не только это заставило его отрубить мне голову. Он хочет новую империю.

– Что ты имеешь в виду?

Хун-Каме оживился, в его взгляде загорелся темный огонь.

– Чу’лель дает жизнь богам, но молитвы людей подобны опахалу, от которого пламя поднимается еще выше. Молитвы делают нас сильнее. Представь, например, пиршество. Без молитв еда пресная и безвкусная, но стоит произнести их и все меняется. Ты можешь возразить, что люди давным-давно перестали молиться древним богам. Однако Шибальба никуда не исчезла. Океаны могут проглотить землю, но наше царство останется. Так вот представь, всего этого недостаточно для моего брата.

– Чего же он хочет?

– Он хочет вернуть прошлое. Чтобы молитвы людей заново расцвели. Я всегда старался держаться подальше от Срединного мира. Это ваш мир, и вы вправе жить по своим законам. Вам не нужны боги, ну что же, пусть будет так. Вы все смертные, и все рано или поздно попадете на наш суд. Но Вукуб-Каме очарован миром людей, он всегда интересовался изменениями, которые у вас происходили. Как-то он узнал про одно место в Нижней Калифорнии, где чу’лель, жизненная сила, особенно сильна. Брат поговорил с колдуном Анибалом Завала, и тот высказал предположение, что две точки можно связать.

– Связать? Какие две точки?

– Наша Шибальба могла бы питаться силой из Нижней Калифорнии, основная идея такова. Но я отказался слушать его, – покачал головой Хун-Каме.

– Почему?

– Потому что эта идея нарушала природный порядок вещей. Моим братом управляли жадность и страх.

– Про жадность понятно, а страх? Чего богу бояться?

– Вечного сна, забвения. – Он долго молчал, прежде чем продолжить. – Поскольку я не захотел участвовать в его безумном плане, Вукуб-Каме решил избавиться от меня и, как ты знаешь, на какое-то время ему это удалось. Но я верну трон, и он дорого заплатит за это оскорбление. Я провел в сундуке несколько десятилетий, долго, но он проведет века, нет, тысячелетия в тюрьме, которую я создам для него, после того как отрублю голову и конечности.

Тьма вокруг Хун-Каме принесла с собой холод. Из приоткрытых губ Кассиопеи вырвался легкий пар, сразу же растворившийся в воздухе. Нахмурившись, девушка скрестила руки на груди.

– Ты же такого не сделаешь, правда? – спросила она.

– Ты считаешь меня добрым? – повернулся к ней Хун-Каме. – Он подверг меня невыносимым страданиям. Я хотел кричать во тьме, но голоса не было. Хотел двигаться, но был всего лишь грудой костей. Насекомое, бьющееся о стеклянный купол, было свободнее меня. Он испытает на себе эти страдания.

– Но если ты знаешь, что это невыносимо, зачем же подвергать другого тому же?

Хун-Каме окинул ее удивленным взглядом.

– Несчастное добродетельное дитя, как ты можешь осознать всю глубину моей ненависти? В какие игры, потвоему, играют боги?

Кассиопея решила, что Хун-Каме снова насмехается над ней, но, присмотревшись к нему, осознала, что он говорит со всей искренностью.

– Так твой брат получил желаемое? – спросила она. – Ту связь, о которой мечтал?

– Если бы получил, я бы знал, да и ты тоже. Мир стал бы другим. Но подозреваю, что в Нижней Калифорнии нас ждет обман. Я не глупец, понимаю, брат ведет нас, он хочет, чтобы мы нашли его, а значит, его мечта не забыта.

– А каким бы стал мир?

– Он пропитался бы кровью жертвоприношений. Сеноты снова заполнились бы трупами и золотом. В угоду богам летели бы стрелы, в тела вонзались клинки, но, конечно, высшее подношение – обезглавливание.

Кассиопея видела эти образы в книгах, читала о кровавых ритуалах, о рядах черепов у храмов, но эти практики давно остались в прошлом.

– Надеюсь, этого не произойдет? – обеспокоенно спросила она. – Не станут же… не станут же людей испещрять стрелами посреди Мериды?

– Именно этого и хочет мой брат, и не только в Мериде. Он намерен поглотить многие города севера и юга полуострова. Он алчет власти, большей, чем нам суждено иметь. Ему недостаточно благовоний. Он сожжет леса и землю, чтобы насладиться дымом, поднимающимся от них.

Хун-Каме говорил холодно, и оттого Кассиопея поверила ему. Воображение нарисовало неприглядную картину: обсидиановый трон на горе костей, в нос девушке ударил запах разлагающейся плоти. Ей захотелось погрызть ногти или спрятаться под одеялом, как в детстве. Даже мысли о собственной смерти, причиной которой мог стать Хун-Каме, отступили.

Она покачала головой.

– Тебе стоило давно рассказать мне об этом.

– Я думал, ты понимаешь, – все это больше нас с тобой.

– Ты лжец, – пробормотала она.

Он напрягся при этих словах, и девушка решила, что сейчас услышит напыщенную речь о том, что так поступают боги, – что они не раскрывают свои тайны жалким смертным.

– Я думал, ты испугаешься, – вместо этого сказал он.

– Ты правильно думал.

– Вот почему я и не сказал. Если бы ты была героем, как в эпосе, ты бы знала, что так все устроено. Когда Хунахпу и Шбаланке спустились в Шибальбу, они осознали…

– Ты говоришь о Героях-близнецах, – прервала она, – не надо пересказывать. Потому они и герои, что убили монстров. А ты решил, что я никакой не герой, что я сбегу, как только ты расскажешь мне, да? Так вот, я бы не сбежала.

– Ничего такого я не думал. Просто я не хотел отягощать тебя всем этим. И еще больше портить свою жизнь, – не очень вежливо закончил Хун-Каме.

– Я не бесполезна, – произнесла девушка, – и я могу быть храброй.

– То, что ты храбрая, я знаю, – ответил бог. Он наклонился к ней и какое-то мгновение выглядел совсем как человек, что испугало ее… Перед ней был красивый мужчина, как на старинном портрете, и голос его был красив.

Но наваждение прошло, Хун-Каме, видимо, тоже что-то почувствовавший, отодвинулся подальше от нее.

– Тебе не стоит думать о моем брате и его интригах. Я добьюсь победы, и ты будешь награждена за помощь, как и обещано, – небрежно заметил он, снова став Великим владыкой.

Такие изменения сбивали с толку. У Кассиопеи запылали щеки.

– Ты одаришь меня драгоценным камнями и всеми богатствами земли, которые принесут твои слуги, – сказала она и повертела на запястье браслет.

– Тем, чего больше всего желает твое сердце, – просто ответил он.

Океан, залитый лунным светом, пляж с золотым песком, автомобиль, ревущий на дороге, красивое платье до колен, чтобы танцевать в нем под музыку, о которой пишут в газетах…

Но когда она взглянула на Хун-Каме, чтобы спросить: «Можно все это?», слова застряли в горле.