Ежевичная водка для разбитого сердца - Рафаэль Жермен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так ты, типа… сбежал во Францию?
– Да, мадам. Именно так. Когда мне дали стипендию, я вообще-то не собирался ехать, но… о боже. В общем, я решил, что момент подходящий. Я даже не пытался сдать свою квартиру, просто свалил. Как говорится, в одночасье.
– Только пятки сверкнули?
– Я как бы сказал себе: «К черту чемодан, там все купим».
Я улыбнулась ему.
Я всегда подозревала, что мужчины, с которыми такое случается, втайне бывают довольны. Приятного мало, но когда тебя преследует великолепная и неуравновешенная женщина, это только лестно. Поневоле задашься вопросом, что в данном конкретном мужчине необыкновенного, чтобы объяснить такую нездоровую страсть. Максим был отменным любовником, в этом я смогла убедиться за одну ночь, но чтобы закатывать истерики в воскресенье утром?..
Мне, конечно, было далеко до понимания истерик. Я встретила моего бывшего, случайно, с новой подругой – и молчала как рыба, пока мои друзья бесновались вокруг меня. Я ему даже не позвонила после этого. Моя истерика проявлялась в полном упадке сил и злоупотреблении водочно-ежевично-креветочным коктейлем. Я была безумно, отчаянно влюблена в Флориана, но никогда, никогда мне бы и в голову не пришло найти его в кафе и закатить сцену. А может быть, надо было? Может быть, я слишком пассивна? Всевозможные Марианны казались мне слабыми и жалкими. Но я не была уверена, что сама вела себя мужественнее или даже просто достойнее.
Мы доели яичницу. Я покосилась на улицу. Редкие прохожие спешили по тротуару, большинство держались за поводки рвущихся вперед собак: нужна была весомая причина, чтобы выйти в колючий мороз этого воскресного утра. Например, закатить сцену бывшему любовнику.
– Думаешь, путь свободен? – спросила я. Мне представилась Марианна, притаившаяся за углом соседнего переулка, готовая кинуться на нас с острой сосулькой.
– Я бы сказал, что да, – ответил Максим. – Но, может быть, лучше подождать еще немного. Чтобы уж наверняка.
И мы просидели в тепле кабачка Гаспара еще добрый час. Мы болтали о жизни, о нашем далеком прошлом, о котором всегда легче рассказывать: о наших семьях, о первой любви, об учебе. О наших фамилиях, пришедших прямиком с Британских островов и оставленных нам в наследство отцами-франкофонами и ярыми сторонниками суверенитета. Ни разу Максим не спросил о парне, который меня бросил. Было ли дело в его хороших манерах или особой чуткости – я не знала, но была ему благодарна. Я сознавала, что это желание видеть меня, словно вчера родившейся, которое я читала во взгляде Максима, гроша ломаного не стоит, но все же не хотела обнажать свою сердечную рану. Все равно, сказала я себе, он должен ее чувствовать.
Мы вышли на чистый морозный воздух около 10 часов, поглядывая налево и направо, как два плохих шпиона. Марианны поблизости не наблюдалось, и я сделала несколько шагов в направлении дома Никола и Катрин.
– Мне в другую сторону, – сказал Максим.
– Правда. Извини.
Я повернулась к нему. Солнце било ему в лицо, и он щурился от света.
– Прости, что заставил тебя позавтракать со мной, хоть тебе и не хотелось.
– Мне не не хотелось.
Боже, я говорю совсем как моя сестренка, когда пытаюсь лгать!
Максим не удержался от улыбки:
– Как бы там ни было, я рад, что ты согласилась.
Я вспомнила, как он сказал, что хочет произвести на меня впечатление, и мне захотелось бежать без оглядки, чтобы не разжигать то, что можно было разжечь. Я почти разозлилась на него: зачем он все испортил этим интересом, выходившим за холодные и клинические рамки «любви на одну ночь»? И в то же время я упивалась этой непрошенной тягой, которая после ужаса, который я пережила, была мне как бальзам на сердце. Проклятье, до чего же мы, девушки, сложно устроены, подумала я, а вслух сказала Максиму: «Я тоже».
Я постояла молча, глядя на него. Как нам проститься – поцеловаться? Пожать друг другу руки? Обняться? Я не помнила, чтобы мне приходилось ломать голову над этим смешным вопросом в двадцать лет. Этот парень был во мне, сказала я себе. Поздновато разыгрывать недотрогу и скромницу. Я шагнула к нему и поцеловала в губы. Легкий электрический разряд пробежал внизу живота. Что было тому виной – мое долгое воздержание последних недель или феромоны Максима, я не знала, но решительно впечатление он на меня произвел.
– Чао, – сказала я. Максим, казалось, был ошеломлен и смотрел на меня тем самым взглядом, к которому я уже начала привыкать.
– Не надо, – добавила я на прощание. – Ты опять смотришь на меня как-то странно.
Я улыбнулась ему и ушла. На мгновение мне подумалось, что он пойдет за мной, – я даже успела за эти несколько секунд и порадоваться этому, и разозлиться. Но когда я, пройдя метров десять, повернула за угол, его уже не было.
Дверь в квартиру я открывала очень медленно. Я колебалась между победной и самодовольной улыбкой девушки-которая-всю-ночь-трахалась и жалобным видом девушки-которой-неловко-за-свое-вчерашнее-поведение. Не то чтобы я хотела ошеломить или позабавить моих друзей – я действительно разрывалась между этими двумя вариантами. Так что вошла я с самодовольно-жалобной улыбкой, если такое возможно.
– Жен! – крикнул Ной при виде меня, а оба кота засеменили ко мне, протяжно мяукая, глубоко обиженные – я была в этом уверена – за то, что я оставила их одних на всю ночь. Ной стоял на диване. На нем были штанишки от пижамы с Гарри Поттером и больше ничего. За его спиной телевизор выдавал стробоскопические изображения и какофонические звуки детской передачи. Что за поколение эпилептиков на этом вырастет, подумала я.
– Как дела, мой волчонок?
– Я убил третьего босса на втором уровне третьего мира! – выкрикнул Ной, с гордостью показав мне «Нинтендо ДС», которую я, в силу преклонного возраста, называла просто «твоя игрушка». Так он еще и играл в видеоигру, вдобавок к бьющему по шарам телевизору! Я вдруг почувствовала себя очень старой и странным образом ощутила солидарность с матерью. Мне захотелось предложить ему горячего чаю и абонемент в читательский клуб.
– Ты не находишь, что здесь очень шумно?
– Шумно?
Фантастика. Телевизор уже стал для него привычным фоном. На плазменном экране красная рыбка, чьи толстые черные брови указывали на то, что она либо злодейка, либо кандидатка на конкурсе двойников Пьера Флинна[40], заливалась сардоническим смехом в своем аквариуме.
– А где твой отец и Кэт? – спросила я, снимая сапоги.
– Кэт еще спит, – ответил Ной. И тут же из-за спинки дивана, повернутого к телевизору, показалась голова Никола. Он спал здесь, с тех пор как в квартире поселилась я, и теперь смотрел на меня, как ему хотелось думать, насмешливо, на самом же деле по его несчастному лицу было видно, что его может вырвать с минуты на минуту.